Шрифт:
Закладка:
– Ты мог бы вернуться за мной, после всего? Я так и лежу сейчас в той треклятой пещере, не погребённый, – наклонив голову сказал его друг и из его глаз покатились две кровавые дорожки, через мгновение такие же дорожки полились из ушей.
– Нет, это было невозможно, – покачал головой Сонг, хотя знал что мог вернуться. Если бы захотел. – Тебе уже ничем нельзя было помочь. Нужно было уходить. От этого завесила моя жизнь.
– А почему ты не захотел помочь мне? – за спиной ещё один хороший голос, он повернулся и встретился лицом к лицу со стариком-рабом, некогда выходившим его. – Ты даже не запомнил моего имени…
– А что насчёт нас? – ещё один разворот и Сонг смотрит на Вон Дуо и Шу Фикса. – Сгорать заживо было очень больно. Ты даже не захотел почтить нас в одном из храмов Синего Кита.
– В городе Синего Кита не было храмов, друзья.
– Это лишь отговорка, ты мог почтить нас позже.
– А так ли нужна была моя смерть? – ещё один голос, на этот раз женский. – Я хотела стать сильнее, но заслужила ли за это смерть?
– Ты предала меня и Винда, своего друга детства, – ответил ей парень. – Это наказание ты навлекла на себя сама.
– Как и я, вероятно? – это голос Тул Вэя, его Сонг ни с кем не перепутает. – Ты убил меня собственными руками, без жалости, как таракана. Разве это достойно?
– После того как со своей «тётушкой» уничтожил всю нашу команду? Это даже не предательство, это хуже. Будь у меня возможность, я бы убил тебя несколько раз.
– А что насчёт меня? Я заслужила свою участь? – Лин Смэл, эта девушка вечно хвостиком бегала за Тул Вэем и стала одной из его соучастниц.
– Что ты скажешь насчёт меня…
– А я…
– Я всего лишь хотел получить прибыль…
Им, казалось, не было конца и края, стояли вокруг Сонга и обвиняли, смотрели с укоризной или вовсе без внешних эмоций, или даже с гневом.
– Хватит! – Сонг поднял руку, прерывая нестройный поток возмущений и садясь в позу лотоса, даже для него это испытание будет непростым. Но он совершенно точно не дрогнет. Слишком многое стоит сейчас на кону.
Глава 23
Перед взглядом Сонга «маршировали» воспоминания. Он продолжал вспоминать каждую, даже мельчайшую свою ошибку. Не самые приятные ощущения. За сотни и тысячи лет жизни многие практики накапливали ошибок столько, что не было ничего удивительного в их затруднениях. Сонг предполагал, что отчасти старик Лод именно из-за того не мог прорваться к этапу «Божества», груз вины просто не позволял ему такое сделать. И если припомнить один из их разговоров – старик специально не пытался это делать, потеряв всякое желание совершенствоваться после событий со своей семьёй.
Сонг не знал, сколько в реальности уже прошло времени с момента, как он начал прорываться, но по собственным ощущениям внутри собственных воспоминаний он был заперт уже целую вечность. Лишь иногда парень ощущал прорыва малой границы, дающий мгновенный прилив сил и возможность, наконец, закончить эту пытку. Но каждый раз Сонг упрямо продолжал двигаться к своей цели, не останавливаясь на взятии малой границы. Импульсом, полученным от разрушения печати, следовало воспользоваться на максимум, пока ещё у него была такая возможность. В конце концов, очень скоро чужие воспоминания окажутся частью него и не факт, что это не помешает Сонгу в будущем прорваться к «Божеству», именно потому следовало сделать всё сразу.
Со стороны такие рассуждения выглядели смешно, где такое видано, чтобы одним махом перемахнуть полноценный высший этап «Парагона». Основание практика при такой невероятной скорости могло разрушиться при любом неправильном действии и это, не считая самого факта преодоление одним махом высшего этапа развития. Ни одно сокровище атоллов людей, духов или святых было неспособно на что-то подобное. А печать, пускай и последняя, с лёгкостью могла с этим справиться. Её мощи хватило даже на то, чтобы одновременно с этим ещё и укреплять развитие Сонга. Вот только расплата за всё придёт в своё время. Так или иначе, с этим ничего нельзя поделать. Он прекрасно понимал это, но всё равно сделал шаг.
Вихрь воспоминаний с новой силой накрыл его, грозя опрокинуть и затопить его разум. Иногда перед ним появлялись образы прошлого, о котором он ничего не слышал и не знал, явно осколки воспоминаний от прошлой жизни. Отчасти благодаря этому Сонгу всё ещё удавалось сохранить собственный разум и даже сопротивляться постоянному прессу своих прошлых ошибок.
Прорыв к этапу «Божества» это, с одной стороны, самый сложный и тяжёлый процесс для практиков Высших миров, а с другой – самый лёгкий. Лёгкий, потому что, как таковые накопления духовной энергии для прорыва уже не так нужны, куда важнее здесь было состояние разума и совершенствования разума, души и тела. Впервые Дао, Земля и Небо соединялись в одном практике, переплетаясь настолько тесно, что создавали идеальное тело. Воин, идущий путём боевых искусств, должен был принести в жертву трём первоосновам то единственное, что было для него дорого – себя. Достигнув пика этапа «Парагона» Сонг и подобравшись вплотную к этапу «Божества», по сути, остановившись от него в полушаге, он одним мысленным усилием разрушил своё тело. Множество раз закалённое и представляющее собой практически неуничтожимую основу, оно вспыхнуло ярким пламенем, выгорая и разрушаясь за пару мгновений.
Это было невероятно больно. Настолько, что Сонгу с трудом удалось удержать себя в сознании. Это был один из самых тонких моментов прорыва, если мастер, штурмующий этап «Божества», по каким-то причинам терял нить своего сознании, он неизбежно растворялся в окружающем мире, исчезая в нём окончательно. Да это была смерть в истинном её понимании, конец пути для «Парагона» и как слышал Сонг, такое было не редкостью. К сожалению, это был риск, на который приходилось идти всем практикам. И да, провал прорыва к этапу «Божества» всегда означал смерть. Если бы неуверенность Сонга в силу печати он бы отложил этот прорыв на более спокойное время, но других вариантов у него сейчас уже не было. Время поджимало, «пустота» поглощала всё, до чего ей удавалось дотянуться, и Сонг с его силой начального этапа «Пророка» совершенно точно не мог ей быть соперником. Даже этап «Божества» давал ему лишь небольшой шанс, но этот шанс был и его следовало использовать.
И потому он начал медленно, но, верно,
