– Капец, Настя… – обреченно вздыхает и Макс смотрит на меня даже как-то виновато, когда пожимает плечами.

А я стою, как приложенный со всей дури башкой о стену. К горлу моментально подкатывает тошнота.

– Я пойду, – хриплю через силу и пячусь в сторону ворот.

Мы в молчании плетемся через шикарный двор на выход. Только перед самой калиткой Макс все-таки настороженно спрашивает:

– Данил, а мама как?

И меня еще раз прикладывают с размаху о суровую реальность.

– Никак. Альцгеймер не лечится.

Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга. Максим растерянно чешет ладонью затылок, а я надеюсь, что у него хватит ума не задавать вопрос про отца. Или меня вскроет на хер.

– Ясно, – тихо подытоживает Макс, протягивая на прощание руку – Давай уже делай хоть что-то со своей жизнью.

И что делаю я, когда жду обратное такси в город посреди шикарных домов и идеально чистой улочки?

Читаю два сообщения, пришедших на телефон одновременно. Первое от Макса с суммой в двадцать тысяч, а второе от Мальвины.

«Дань, репетицию перенесли. Я задержусь на часик. И еще… *смайлик обезьянки с закрытыми глазками*. У меня до сих пор дрожат ноги, и я жуть как не выспалась. Давай сегодня просто поспим, а?»

Я вгрызаюсь взглядом в каждую букву в ее сообщении. Пытаюсь удержать свои мысли и внимание только на нем. На ней. На Мальвине.

Нет. Все. Пиздец. Потому что ко мне подкатывает это оглушающее чувство, которое хочет поменять адрес такси до нашей с Алей квартиры на совершенно другой. Мне херово, и совесть выедает изнутри.

Ведь эта ничтожная сумма с двойкой и четырьмя нулями на моей карте может стать в разы больше. И мелькает какая-то успокаивающая мысль, что именно сейчас много-то и не нужно… Всего лишь намек на удачу.

Поэтому домой я еду не сразу…

Глава 28

– Ай. Блин! Осторожнее.

– Да все-все. Последняя шпилька осталась, – бубнит Анька, склонившись над моими волосами.

Я поглядываю на часы, висящие на стене, и нетерпеливо вздыхаю. Скоро должен заехать Даня, а я уже полтора часа, как торчу у Ани в общаге и сижу без движения на неудобном стуле, пока на моей голове сооружается красота. Ехать ко мне к семи утра ленивая задница подруги отказалась, поэтому пришлось тащиться к ней самой.

– Готово, – радостно заявляет Аня и удовлетворительно цокает языком.

А я, наконец, распрямляюсь на затекших ногах и делаю шаг к метровому зеркалу, намертво закрепленному на распахнутой внутренней дверце шкафа. И повторяю одобрительное цоканье подруги. Мои слегка накрученные локоны собраны в намеренно не тугой низкий пучок, а вся эта аккуратная неряшливость дополнена нюдовым макияжем с тонкими стрелками и распушившимися от туши ресницами.

– Нравится? – Одергивает меня голос Ани за спиной. – Я старалась.

– Супер, – я довольно киваю и осторожно касаюсь намеренно выпущенного локона, а потом поправляю отделанный эффектным кружевом вырез платья-комбинации.

Его приглушенно зеленый цвет подчеркивает естественный румянец на щеках и блеск в моих глазах, который уже ничем не скроешь. Я словно подсвечиваюсь изнутри. А мои губы под легким слоем персиковой помады выглядят припухшими. Да какие они могут быть, если я никогда не целовалась так много и так рьяно. Всю эту неделю мои губы не отлипали от Данила. И не только губы. Руки, тело… Между мной и Даней все изменилось с того поцелуя у Ботанического сада. И настолько круто и резко, что меня до сих пор пошатывает.

Телефон, зажатый все это время в ладонях, вздрагивает в вибрации, оповещая о сообщении: «Жду внизу».

Читаю и не мо гу удержать пульс на поводке. Все-таки идея приехать с Данилом на семейное торжество подобного масштаба заставляет немного понервничать.

Быстро печатаю в ответ: «Уже иду», и еще раз внимательно оглядываю себя в зеркале. Надеюсь, Даня хотя бы причесался. По крайней мере меня клятвенно заверили, что белая рубашка и брюки у него имеются и что за его внешний вид мне краснеть не придется.

– Все, убегаю. Меня уже ждут. Спасибо тебе огромное! – Отворачиваюсь от своего идеального отражения и с чувством чмокаю Аньку в щеку.

– И кто ждет? Даня? Ты едешь с ним? – Она потирает место поцелуя и хитро улыбается, а у меня загораются щеки.

Я не посвящала Аню во все подробности, но, кажется, на моем лице и так все написано. И не только на лице. На этой неделе ни разу не попала на пары вовремя. И получила строгий выговор от Граховского за почти получасовое опоздание на репетицию. Перелезать через сопящее тело Данила, как выяснилось, затея опасная. Пятиминутным сексом не отделаешься.

– Да. Он просто составляет мне компанию, – хочу произнести максимально непринужденного, но голос почему-то садится.

– Вы такие компанейские, что к тебе подойти страшно. Светишься, аж глаза от тебя слезятся, – с явным подвохом хмыкает Анька, наблюдая, как я, забираю свой пиджак и клатч с ее кровати и нервно пытаюсь натянуть на ноги туфли с черными шпильками.

– Ой, все, – несмотря на приятное покалывание у ребер, я демонстративно закатываю глаза.

Попав голыми ступнями в изящные лодочки, посылаю хитрой заспанной Ане воздушный поцелуй перед тем, как закрыть дверь своей бывшей комнаты.

Звонкое цоканье шпилек теряется в длинном пустынном коридоре спящей общаги. Спеша вниз к тому, кто еще раз прислал мне на телефон краткое, но емкое «Мальвина!», я теперь ни капли не жалею, что оставила эти обшарпанные стены.

Ну подумаешь, Крис не успела предупредить, а я с перепугу пустила в ход зубы. У Дани теперь действительно имеется крошечный шрам на правой руке выше запястья. Но я уже извинилась за это напоминание о нашем сумбурном знакомстве. И даже не один раз…

Раннее сентябрьское утро обнимает прохладой. Мне приходится пожалеть, что не накинула пиджак на плечи. Сжимая его и сумочку в руках, осматриваю двор общаги в поисках шашки такси. Но замечаю всего одну припаркованную черную иномарку, вызывающе сверкающую на утреннем солнышке. Сначала вижу саму машину, а потом уже и ее хозяина.

Первые несколько секунд даже не сопоставляю никаких фактов, а потом и вовсе забываю, что мне холодно. Потому что понимаю, кто подпирает спиной переднюю пассажирскую дверь. И ахаю прямо вслух.

Идеальный черный костюм с зауженными брюками со стрелками, филигранно сидящий на широких плечах пиджак и кипенно-белая рубашка, с вальяжно расстегнутыми двумя пуговицами сверху. И не бардак на голове, а аккуратно уложенные ото лба назад волосы,