Николай Второй встретил меня в одном из малых залов. Быстро затушил папиросу, встал. Одет самодержец был неброско – обычный костюм-тройка, широкий галстук. Довольно высокий для этого времени, аккуратные бородка и усы. Смотрит внимательно, но как бы через тебя. Типаж – «сельский учитель». Вежливый, не строит из себя отца нации. Да и по возрасту он еще на патриарха не тянет.

Дождался моего поклона, улыбнулся.

– Вы – протеже дяди. Он упоминал о вас в письмах. Просил даровать вам княжеское достоинство. На которое, как оказалось, вы имеете наследственные права.

Даже так?

– Благодарю, ваше императорское величество. Для меня большая честь.

– Дело это поспешности не терпит, но я дал поручение, – произнес Николай, встал и подошел ко мне чуть ближе, между нами не больше шага стало. – У нас сегодня небольшой обед в узком кругу. Будет супруга, лейб-акушер Эдуард Яковлевич Крассовский. И еще один ваш поклонник.

– Позвольте полюбопытствовать, кто же, ваше императорское величество?

– Вы произвели неизгладимое впечатление на герцога Ольденбургского. Александр Петрович все уши мне прожужжал, что я просто обязан увидеть переливание крови в клинике господина Склифосовского. А может быть даже, – помазанник опять улыбнулся, – сдать свою нуждающимся.

– Это было бы отличным ходом, ваше величество, – коротко ответил я. – Перелить вашу кровь простому пациенту, может быть, даже крестьянину. И показать неразрывную связь династии с народом.

Николай покивал, но опять так… неопределенно. Нет, никакой он не святой. И не кровавый тоже. Просто человек, которому достался непосильный груз. Непосильный для любого.

Императрица на обед прийти не изволила – плохо себя почувствовала. Это сразу отразилось на лице Николая, который, очевидно, сильно любил супругу. Знакомство с Крассовским – грузным, седым врачом в пенсне – тоже не оказалось долгим. Он, спев мне короткие дифирамбы за тонометр, ушел осмотреть Аликс. Все-таки императрица носит в себе первенца – вся страна молится, чтобы это был мальчик. А будет девочка.

Перемена блюд шла за переменой, я в основном опять был сосредоточен, чтобы не перепутать приборы и на облажаться. К моему удивлению, подали и роллы!

Видимо, изумление все-таки отразилось на лице, так как Николай соизволил дать пояснения:

– Этот рецепт был в письме от дяди. Дворцовый повар даже ездил в Москву – изучить все детали готовки. И, представьте, вкусно! Обычный рис, обычная сырая рыба…

– Там все дело в приправах, – глубокомысленно пояснил герцог Ольденбургский, окуная ролл в соевый соус. Причем делая это неправильно – рисом, а не рыбой. Но я промолчал. Зачем под руку говорить?

Обратно ехал в полном недоумении. И что это было? Смотрины? Николай подробно вник в мою медицинскую карьеру, расспросил про профессора Талля, его архив. Особенно царя интересовало все, что касается родов – оно и понятно, вся страна ждет наследника. Честно признался, что роды принимал пару раз и только один случай можно отнести к сложному. Николай ищет замену Крассовскому? Но на переправе лошадей не меняют. Отставка Отта и так уже ударила по корпусу лейб-врачей. В какой-то момент, на автомате отвечая на вопросы, я чуть не подавился десертом. В голову пришла шальная мысль наврать помазаннику о своем акушерском опыте, участвовать в родах Аликс и вставить ей тайком… внутриматочную спираль. Если не родится больной гемофилией царевич Алексей, не будет Распутина и прочих метаний царской семьи, которые подорвали авторитет августейших особ в обществе. А значит, не будет и подвала ипатьевского дома. Вот такая замысловатая логика…

* * *

Вряд ли мои слова о единстве партии и народа путем вливания царственной крови в простолюдина послужили той соломинкой, что переломила спину министру двора Воронцову-Дашкову, но факт непреложный: его императорское величество Николай Александрович объявил о посещении Императорского же клинического института великой княжны Елены Павловны буквально моментально. Всего через шесть дней после нашей встречи. Кстати, у меня теперь есть госнаграда – серебряный портсигар с вензелем Николая. Лично вручил при расставании. Наверное, если решат посадить, под амнистию попасть смогу. А если не решат, станет отягчающим при большевиках.

Сообщил мне о приближающемся цейтноте лично Склифосовский. Позвонил вечером в гостиницу, из которой я до сих пор не сподобился выехать, портье и позвал меня к телефону. Николай Васильевич затребовал моего присутствия немедленно. А что, за три дня всю траву не выкрасить, народу не хватает, каждая пара рук пригодится.

На самом деле, конечно, мы уточняли детали всего показа. Вернее, все варианты. Хорошо бы номер первый: венценосец стремительно пробегает по коридору, нигде не останавливаясь, грузится в карету и оставляет всех в покое. Но мы готовились к худшему. Что император решит определить группу крови, в качестве показательного выступления сдаст некоторое ее количество, которая тут же будет влита некоему страждущему. Каждый этап таил в себе множество тонкостей.

– Сюрпризов быть не должно, – согласился я. – Хорошо бы провести тренировку заранее. Отправить ответственного сотрудника, определить группу августейшей крови, подобрать с представителем посещающей стороны подходящего пациента и так далее. Чем тщательнее подготовка, тем красивее исполняется экспромт.

– Вы тут не самый искушенный, – быстро опустил меня на землю Склифосовский. – Его императорское величество отказался.

– Значит, придется подготовить восемь возможных реципиентов, – вздохнул я. – На всякий случай.

– Готовы. Лейб-гвардии Казачий полк предоставит. Хоть по десять человек на каждую группу.

Все меньше и меньше мне хотелось делать переливание в ситуации подобной беготни. Мещанин Темников не даст соврать.

– Николай Васильевич, а зачем меня позвали? Если всё, что я сподобился придумать, уже сделали?

– Мало ли, а вдруг что-то еще изобретете, – улыбнулся Склифосовский.

– Ивана Михайловича надо пригласить… Он – автор метода.

– Согласовано, завтра вечерним поездом прибудет, – кивнул Николай Васильевич. – Так что оба автора в наличии.

– Я только идею предложил, – проворчал я. – Всю работу Сеченов с сотрудниками сделал. Прошу меня в это не включать.

– Странный вы человек, другой бы постарался всю славу себе присвоить.

– Мне чужого не надо. Своих придумок хватает.

– Но Сеченов потребовал, чтобы и вы обязательно были. Друг друга стоите, конечно.

Когда совещание закончилось, и я остался один на один со Склифосовским, не удержался, и спросил:

– Что с первым пациентом?

– Умер Темников, – вздохнул Николай Васильевич. – К утру отмучился. Как вы и сказали, гемолиз. Почки, легкие – всё забито. Теперь первым пациентом назначен купец Тимофеев. Ему в тот же день переливали, чуть позже.

Ну вот, хотели как лучше, получилось как всегда. Что мешало еще на кроликах потренироваться? Обучающих лекций и семинаров провести побольше…

– Главное, и фамилия на ту же букву.

– Не понял? – посмотрел на меня хозяин кабинета.

– Ну, в публикациях пишут первую букву фамилии пациента.

– Ах, это, – махнул он рукой. – И правда, хоть в этом ничего не меняется.

* * *

Пора идти менять фамилию,