Заканчиваю прорисовывать светотени, рисунок почти готов, но тут глупая корова Юля заглядывает за мое плечо и пораженно охает на весь класс:

— Круто! А меня нарисовать сможешь?

Математичка отвлекается от компьютера и грозно смотрит поверх очков.

— Литвинова, я не пойму, чем ты там занимаешься? — Она встает, направляется ко мне, забирает рисунок и с пристрастием его оценивает. — Хм. Весьма талантливо. Но учти — без алгебры в художественное училище тебя все равно не примут. Оставлю сей шедевр у себя, верну после урока.

Глава 31

Раздается пронзительный звонок, математичка, забрав с подоконника сумку, поспешно покидает класс, а забытый ею рисунок остается на учительском столе. Я вскакиваю, перехватываю хищный взгляд Альки, и сердце уходит в пятки. Порезы на ноге все еще болят, да еще и этот маньяк Зорин меня изрядно потрепал, поэтому Мамедова оказывается проворнее — подлетает к столу первой и уводит листок прямо из-под моей занесенной ладони.

Она разворачивает его, пару мгновений силится въехать в то, что видит, и… разражается визгом:

— Откуда ты его знаешь?!! — почти на ультразвуке орет она, и в висок вонзается иголка боли.

Секунду мне даже хочется зажмуриться, заткнуть уши и в ужасе сбежать. Или, поджав хвост, признать в ней хозяйку и повиниться. Но обида за Бага оттесняет замешательство на задний план, растет и крепнет в груди, превращается в холодную ярость и сковывает сердце толстой коркой льда.

А не пошли бы они все? Почему они считают, что ребенок в пузе Маши дает им монопольное право на жизнь Бага, на все его время? На его душу? Они давят на него этим фактом, будто хотят добить за то, что он не оказался полным мудаком и все же женился. За что он сейчас расплачивается? И что он должен конкретно придурочной Альке???

— Откуда ты его знаешь?!! Говори!!! — вопит та во все горло, и я изображаю недоумение:

— Кого, Аль?

— Женьку!

— Какого еще Женьку, Мамедова? Тебе плохо?

Ее лицо перекашивает, а в глазах появляются слезы.

— Вот же он! — Она потрясает перед моим носом листком с чертовым рисунком. — Это Женя! Муж моей сестренки!

По обыкновению, весь класс молча наблюдает за разборками, но сегодня Алька явно переигрывает — чересчур разволновалась и вот-вот забьется в истерике. Усмехаюсь, выдерживаю театральную паузу и чеканю каждое слово:

— Я люблю рисовать людей в движении, частенько сижу на площади и подглядываю за прохожими. В четверг этот парень проходил по Революционке и по просьбе ребятишек со скейтами сделал пару прыжков. У него круто получилось, но он быстро ушел. Отчет окончен. Какая еще часть моей жизни тебя интересует?

Алька меряет меня недоверчивым взглядом, кривится и тяжко вздыхает:

— Что ж. Я возьму это и подарю ему. Скажу — от фанатки.

Я лишь развожу руками:

— Вперед…

Мамедова повелась на россказни, а большего мне и не надо. Надеюсь только, что ее куриные мозги забыли про знакомый ремешок на моем запястье.

***

15.00

«Дорогой дневник!

Я была уверена, что блестяще разрулила проблему с Алькой, но упустила из виду Зорина.

После окончания занятий он преградил мне дорогу и молча сунул под нос телефон. На экране воспроизводилось видео, на котором мы с Багом висели друг на друге, обнимались и очень красиво, с языками, целовались.

И в обычно пустых, ничего не выражающих глазах Зорина отразился адский огонь:

— Значит, вот с кем ты гуляешь, Литвинова. А последствий не боишься? Если хочешь, чтобы это осталось твоим маленьким грязным секретом, завтра подгребай ко мне на вписку. А пока что я дам тебе время — давай, придумай способ меня задобрить!..

Я прекрасно поняла его намек, а происшествия в подсобке вполне хватило для того, чтобы по-настоящему испугаться. С трудом справившись с подкатившей тошнотой, я выставила вперед руки и буквально отшвырнула Зорина со своего пути:

— Не дождешься. Да пошел ты, придурок!

— Значит, это и есть твой ответ? — с деланным сочувствием отозвался он и скорбно нахмурился. — Ну тогда тебе конец, полагаю».

***

23.00

«Я весь вечер провела в обществе своих сумасшедших родителей, и к ночи страхи понемногу улеглись.

Что ж, если Зорин решится засветить скандальное видео Альке, он тут же лишится единственного козыря и призрачных шансов на примирение со мной, зато у меня появится повод прилюдно взять Бага за руку…

Словно прочитав мои мысли, Баг позвонил, и мы больше часа проболтали по телефону — у моего даже раскалился аккумулятор. Я лежала под одеялом и завороженно смотрела на клочья туч, проплывающие за темным окном, и Баг, где бы он ни был, шепотом рассказывал пронзительно трогательные, глупые, смешные и позорные истории из своего прошлого. Я тоже раскололась на пару таких же. Мы грустили и смеялись как больные.

Оказывается, подобранную Багом на помойке кошку звали Васькой, потому что все думали, что она — кот. Однажды Васька разродилась пятью котятами, и ее пришлось спешно переименовать в Василису. По весне она вышла во двор погулять и бесследно исчезла. Баг кормил приплод молоком из пипетки, но двух котят выходить не удалось, и он неделю ревел как девчонка.

Как-то раз, когда Багу было шестнадцать, они с Лосем прогуливались по Революционке и похитили у митингующих коммунистов красный флаг — ибо Лось всю жизнь мечтал повесить такой на стене в своей комнате. И старые коммунисты долго гонялись за ребятами по округе с воплями: “Суки, знамя верните!”, лихо перемахивали двухметровые заборы и никак не хотели отставать.

А когда папаша впервые увидел у Бага татуировку с надписью “Fallen”[20], он сказал: “Написал бы, нах, сразу, нах, «Сбитый летчик» на своем горбу, нах. Дурачелло”… — Баг здорово изобразил бандитскую манеру отца изъясняться.

Потом я рассказывала Багу про своих родителей и историю их знакомства, а еще мы обсуждали фильмы, музло, комиксы и книжки.

Я чувствовала, я знала, что и мне, и ему хотелось поделиться тем, о чем на самом деле кричит душа, но мы оба промолчали. Только шепотом пожелали друг другу спокойной ночи и добрых снов».

Глава 32

4 апреля, вторник

Папа высаживает меня у школьных ворот.

Вцепившись в лямки рюкзака, я преодолеваю их и смиренно шагаю к крыльцу.

После ночного разговора с Багом я размякла, как бисквит, упавший