Шрифт:
Закладка:
Европейцы твердили о «сонной» Японии, отсутствие в японцах «динамизма» вызывало неприкрытое раздражение. Обозревая с корабля бухту Нагасаки, И. А. Гончаров восклицал: «Но с странным чувством смотрю я на эти игриво-созданные, смеющиеся берега: неприятно видеть этот сон, отсутствие движения... Так ли должны быть населены эти берега? Куда спрятались жители? зачем не шевелятся они толпой на этих берегах? отчего не видно работы, возни, нет шума, гама, криков, песен, словом кипения жизни или “мышьей беготни”, по выражению поэта? Зачем по этим широким водам не снуют взад и вперед пароходы, а тащится какая-то неуклюжая большая лодка, завешанная синими, белыми, красными тканями?.. Зачем же, говорю я, так пусты и безжизненны эти прекрасные берега? зачем так скучно смотреть на них, до того, что и выйти из каюты не хочется? Скоро ли же это все заселится, оживится?»9 Посольства Путятина и Перри, прибывшие в Японию в 1853 г., не сговариваясь подарили японцам по модели паровоза — символу «прогресса», суть которого заключена в быстром движении. Европейские державы хотели направить Японию по той же самой колее. Неторопливость, с которой японцы вели дела, вызывала их раздражение. Немецкий врач Эрвин Бельц (1849—1913), живший в Японии с 1876 по 1905 г., отмечал, что дело здесь не просто в отсутствии привычки к тому, что следует делать дела возможно быстрее, — японцы полагают, что скорость является показателем отсутствия приличий10.
Весь модус жизни японца стал считаться «пассивным», граница между Западом и Востоком (Японией) проходила по этой линии. Много позже видный писатель Дадзай Осаму (1909—1948) наглядно демонстрировал это на таком литературном примере. Представим себе, что река отделяет влюбленных друг от друга. Что делает европеец? Раздевается и переплывает реку. А японцы будут по-прежнему стоять на берегу и предаваться ламентациям11. Писатель, возможно, отдавал (или не отдавал) себе отчет в архетипичности придуманной им ситуации. Одним из самых распространенных сюжетов классической японской литературы (сам сюжет имеет китайское происхождение) был рассказ о Волопасе и Ткачихе (звездах Вега и Альтаир), разделенных рекой (Млечным Путем). Они имеют возможность встретиться только один раз в году, а все остальное время обмениваются душераздирающими любовными стихами...
Японцы испытывали комплекс неполноценности перед Западом. В то же самое время господствовавшие в обществе настроения нельзя охарактеризовать как тотальное «уныние». Элита, а вслед за нею и «народ», все-таки полагали, что страна в состоянии догнать Запад. На вооружение было взято учение социального дарвинизма в версии Герберта Спенсера. Вслед за ним японцы стали считать, что «прогресс» обеспечивается сначала соревнованием между отдельными людьми, потом — между группами людей, а в настоящее время — конкуренцией между народами. И что по этой шкале, где сосуществуют «первобытные», «дикие» и «цивилизованные» народы, возможно перемещение вверх. А это давало надежду на улучшение своего положения. Прежняя, ведущая свое происхождение от Китая, модель мира была статичной. Она предполагала, что существует культурный центр, окруженный «варварами». Центр и периферия обладают постоянными характеристиками, а потому варвары никогда не могут приобщиться к цивилизации и встать вровень с Центром. Поэтому перед Центром не стоит задача по интеграции и «просвещению» варваров, а само их существование наполняет сердце гордостью, служит вечным и неопровержимым доказательством того, что тебе выпала счастливая, цивилизованная доля.
Вера в Спенсера давала японцам силы и энергию для проведения реформ. Их главной целью являлось создание такой страны, которая смогла бы не только отстоян, свою независимость, но и войти в клуб европейских держав, i ле опа была бы признана ими в качестве равного партнера. Мшив кая элита была настроена максималистски и не ставила перед собой простых задач. Одной из них было решительное пере осмысление оппозиции движение/неподвижнос! ь.
Раньше считалось, что долговременное отсутствие kohi.ik тов с внешним миром избавило Японию от mhoi их бе вч вин международных конфликтов, войн, революций, эпидемий. Теперь же стали полагать, что изоляция Японии привела к ее отсталости. Чтобы преодолеть изоляцию и отсталость, следовало, в частности, прибавить в динамизме и развивать средства транспорта. Уже в 1872 г. вводится в действие первая железнодорожная ветка, соединившая Токио и Иокогаму. Страна стремительно покрывается сетью железных дорог, развивается современное судостроение. Ввиду недостатка лошадей и горного рельефа гужевой транспорт не получает сколько-то широкого распространения, но все равно быстрые колеса становятся признаком энергйчной современности. Только повозки повезли не лошади, а люди — рикши. Всех японцев теперь призывают к более активной двигательной активности, к занятиям физкультурой и спортом.
Сам император Мэйдзи тоже стал заниматься верховой ездой — вещь в прошлые времена немыслимая. Точно так же, как и его поездки по стране, которые он совершал сначала в паланкине, а потом на корабле, по железной дороге, в конном экипаже. Художники того времени с маниакальной настойчивостью стали изображать транспортные средства и людей, которые находятся в непрестанном движении. Сборник песен, посвященных путешествию по железной дороге, который был выпущен в 1900 г., за двенадцать лет разошелся громадным тиражом в 10 миллионов экземпляров12.
Если раньше «движение» воспринималось прежде всего как «движение» сезонов, то есть движение времени, то теперь картине мира был придан изрядный пространственный динамизм. Идеалом объявлялась не неподвижность (стабильность), а движение, развитие и «прогресс». Глобальные реформы претворялись в жизнь людьми, их динамичными телами, которые должны были соответствовать требованиям времени.
Поэтому горожанам, представителям элиты и интеллектуальных занятий предлагалось оторваться от книг и придать своему поведению больше динамизма, поскольку именно он и обеспечивает прогресс на Западе. Специально подчеркивалось, что это требование не распространяется на крестьян (т. е. подавляющее большинство населения), поскольку их трудовая жизнь и так полна движения. Согласно «точным» подсчетам того времени, реформированию подлежало тело и поведение 16 процентов японцев, т. е. 5—6 миллионов горожан (население страны составляло чуть более 30 миллионов)13. Однако именно эти люди были элитой, т. е. «лицом» японского общества. Таким образом, элита не стала держаться за свои прежние представления о теле и начала реформы с себя, что свидетельствует о тонком понимании ситуации.
В Японии давно знали, что движение полезно для здоровья. Традиционная медицина подчеркивала, что неподвижный образ жизни ведет к застою циркулирующей в организме жизненной
