До взлетной полосы их разделяли метры, но эти метры они преодолевали слишком долго – трижды выходя на связь с диспетчером, ставя его в известность о каждом своем действии, о каждом движении. И эта была маленькая «Цессна» среди таких же маленьких самолетов, имеющая свою взлетную полосу в большом дубайском аэропорту. Но даже она не могла взлететь без предупреждения.

– Взлет разрешаю.

– К взлету готов. – Даниэль говорил эти слова тысячи раз, но для Оливии они были сказаны впервые. Она схватилась за штурвал, не зная, что делать дальше. Она ничего не знала, и это пугало; набрав полную грудь воздуха, девушка затаила дыхание.

– Ливи, я поведу сам самолет по полосе, но когда наша скорость будет пятьдесят пять узлов, ты плавным движением потянешь штурвал на себя. Плавно. Представь, что… – Он замолчал, думая, с чем сравнить ту плавность, с которой придется взлетать. – Ты вытаскиваешь одну орхидею из целого букета роз.

Это единственное, что пришло ему в голову, и девушка с удивлением посмотрела на него. Она никогда не взлетала и никогда не вынимала орхидею из букета роз, но это было потрясающее сравнение. Она бы сделала это плавно, чтобы не поранить любимый цветок.

– Я поняла, – прошептала она и закусила нижнюю губу, смотря в лобовое стекло на тонкие белые полоски на темном асфальте. Они медленно сменялись одна за другой. «Медленно» переросло в «быстро», и вот уже тонкие линии слились в одну длинную.

– Скорость растет, параметры двигателя в норме.

Девушка не поняла, кому предназначались эти слова: ей или диспетчеру. Она продолжала следить за линиями, касаясь руками штурвала, боясь пропустить ту самую скорость.

Самолет ехал в точности как машина по дороге, но приходило время дать ему крылья.

– Скорость пятьдесят пять узлов, штурвал плавно на себя.

Затаив дыхание, Оливия представила букет из тысячи колючих роз и среди них – одна орхидея. Красивый, нежный цветок она легким движением руки потянула на себя. Так, чтобы не поранить его. Аккуратно и плавно, чтобы не пораниться самой.

Ощущение в тот момент, когда тело стало легче, а впереди она не увидела сплошной линии, заставило ее сердце забиться вдвое быстрее. Теперь в лобовое стекло она видела лишь небо.

– Господи! Я взлетела! – закричала она, не зная, что делать дальше, но Даниэль пришел ей на помощь, выровняв самолет до линии естественного горизонта.

Шум мотора, установленного впереди самолета, заглушал голоса. Здесь было совсем не так, как в кабине гигантского лайнера. Оливия испуганно посмотрела на Даниэля, боясь пропустить следующую команду.

– Все в порядке, – кивнул он, – ты отлично взлетела. Может, ты сменишь Марка, когда он станет капитаном и уйдет от нас?

Только теперь, после этих слов, Оливия расслабилась. Она взлетела отлично! Лучший комплимент от Даниэля Фернандеса. Он даже предложил ей место рядом с собой. Это значит, что в ее крови действительно течет кровь пилота. Но одного этого было мало для летной карьеры. Хотела ли она стать пилотом? Сто раз слыша этот вопрос от друзей семьи, от коллег отца, она всегда давала один ответ – нет. Четкий и ясный. Простой, но требующий сложного объяснения. И дело было не в катастрофе, а в большой ответственности.

– Марка сменит мой сын, – она посмотрела в окно, все еще ощущая подъем, но уже отчетливо различая диск уходящего солнца, – если он захочет с тобой летать. В чем я не уверена.

Даниэль удивленно посмотрел на Оливию и одним движением руки перевел рукоятку закрылок в положение «Убрать». Самолет отреагировал тут же, начав пикировать, и девушка, вскрикнув, схватилась за штурвал.

– На себя штурвал, – произнес он, глядя на ее испуганный вид, который не мог не вызвать улыбку. Им определенно нельзя летать вместе.

От неожиданности Оливия напрочь забыла про розы и орхидею, резко потянула штурвал на себя, ощутив силу, вжимающую ее в кресло. Она уже не видела горизонт, лишь редкие облака и синеву неба. Самолет задрал нос слишком сильно, и, осознав это, Оливия вскрикнула и закрыла глаза.

Открыть их и вновь увидеть линию горизонта заставило ощущение невесомости: Даниэль взял управление на себя. Девушка облегченно выдохнула. Быть пилотом слишком сложно. Надо иметь крепкие нервы, у Даниэля они, судя по всему, очень крепкие. Стальные. Ведь параллельно он вынужден терпеть ее саму.

– Все в порядке, – он улыбнулся, посмотрев в ее сторону, – это обычная реакция на отрицательный тангаж. Это нормально, ты человек, а не робот. Страх – неотъемлемая часть первого полета и…

– И я в надежных руках, – прошептала она, убирая руки с штурвала, передавая управление капитану.

Его слова и молниеносная реакция успокаивали лучше любого лекарства. Чтобы окончательно забыть о неудачной попытке вывести самолет из отрицательного тангажа, Оливия посмотрела в окно на проносящиеся мимо облака. Закат окрашивал их в оранжевые цвета. И, оказываясь внутри их, девушке казалось, что она в сказочном королевстве, и летят они по узким улочкам мимо маленьких домиков и гигантских дворцов.

Управлять маленькой «Цессной» для Даниэля было легче, чем родным большим «Эйрбасом». Она была настолько податливой, что ему пару раз хотелось перевернуть ее вверх тормашками. Посмотреть на землю вниз головой. Он проделывал эти трюки тысячи раз, но сейчас боялся напугать Оливию. Он жалел ее нервы, чувствуя ее напряжение и страх от неудачного выравнивания.

– Максимальная высота – три тысячи футов, – произнес Даниэль, привлекая ее внимание. – Мы не можем подняться выше, но этого достаточно, чтобы увидеть, как изменится небо во время заката. На самом деле, я сам впервые увижу его между облаков.

Оранжевый город остался внизу, и теперь они летели над ним: над большими башенками с витиеватыми крышами, над узкими улочками, над маленькими домиками, расписанными узорами солнца. Оливия подняла глаза выше. Выше, ожидая увидеть продолжение царства, но видя лишь ажурное облако, наполовину скрывшее уходящий солнечный диск.

Слишком красиво, чтобы длиться вечно. Одна минута превратила закат в рассвет. Одна лишь минута перечеркнула все законы природы и представления об уходящем солнце. Солнце всегда будет солнцем. Оно одинаково с любой точки планеты. Оно так же одинаково для заката и для рассвета. Разница лишь в том, что люди, зная точное время суток, никогда не обратят на это внимание. Они