Расследование моего дела шло своим чередом. Катерина постоянно поддерживала меня, присылая порой по нескольку писем в день. Она же взяла на себя всю организацию для меня передач и всю работу с адвокатами. Следователь предоставил нам двухчасовое свидание, на котором от нее впервые прозвучало, что мы могли бы пожениться, но ни она, ни я не хотели делать этого, пока я нахожусь в СИЗО. Было решено дождаться мало-мальской определенности, а уже потом думать о бракосочетании.

Моя мать тем временем пыталась оформить развод со своим мужем-алкоголиком, но тот отчаянно сопротивлялся и не давал ей развода.

— А что за гусь этот Новиков? — спросил однажды Макаревич во время нашей очередной встречи.

— Какой Новиков?! — я не сразу сообразил, о ком идет речь.

— Да отчим твой.

— Аа-а, этот недоразвитый… А что такое?

— Да звонил мне как-то, примерно через неделю после твоего ареста. Сам меня нашел — я ж его знать не знаю. Представился и сказал, что может предоставить какие-то улики против тебя и все такое. Я отправил к нему опергруппу, те приехали к вам за город — неблизкий свет, а этот Новиков пьяный, еле языком ворочает. Сунул моим операм дискету какую-то «со следами твоих преступлений». Размагниченную, как позже в отделе выяснилось.

— Да мразь редкая. Матери моей всю жизнь испортил, теперь вот и мне пытается…

— Кто ищет, тот найдет, — непонятно к чему произнес Макаревич.

— Это ты о чем?

— Рано или поздно все свое находят. Это он тебя чекистам сдал…

— Что?! — я не поверил собственным ушам.

— Ну а как, ты думаешь, мы на тебя вышли? Батюк с Воропаевым проплати… Нет, лучше по-другому: ваше дело было приостановлено в связи с тем, что ты скрылся и был объявлен в розыск, и лежало в самом дальнем сейфе. Ты возвращаешься из Украины, уже полгода зависаешь в Минске, постоянно на виду — клубы-рестораны, и только через полгода тебя берут. Никогда не задумывался, почему так? А ведь мы практически сразу узнали о твоем возвращении в Беларусь.

Чем больше Макаревич рассказывал, тем отчетливее в моей голове складывался пасьянс из на первый взгляд незначительных, но неотвратимых событий, приведших в итоге к моему аресту.

— И не сидел бы ты сейчас здесь, если бы твой отчим не поехал в КГБ и не настучал, что ты, находясь во всевозможных розысках, преспокойно живешь в Минске и ни от кого не прячешься, — продолжил следователь.

Ага, это объясняет, почему при задержании вместе с мусорами присутствовал кагэбэшник, — положил я еще один пазл в общую картину.

— За что он с тобой так? — отвлек меня от размышлений больше риторический вопрос Макаревича.

За что… А действительно, ЗА ЧТО?! Я не находил логичного ответа на данный вопрос, но вслух сказал:

— Источник всех своих проблем и ссор с моей матерью Новиков видел не в своих бесконечных запоях и рукоприкладстве, а во мне. Типа я мать настраиваю против него. Шизофреник чертов. Он в армии в разведке служил. На Дальнем Востоке. Там и спился.

Ну и как объяснить, что не прошло и недели после моего разговора с Макаром, как мой несостоявшийся папаша сменил прописку на соседнюю в прямом смысле хату? Не имея за свои пятьдесят ни малейших проблем с законом, он сел за убийство. Ну, как я уже говорил, бог не фраер…

— Давай заберем его к себе в хату, — уговаривал я Фила. — Поговори с мусорами, я пять «листов» заплачу. А там посмотрим, что с ним делать.

Филонов записался на прием к оперативнику.

— Не получится, Серый, у нас забрать его, — сказал он мне через час. — Видно, опасаясь расплаты за свои грехи, твой отчим уже с порога написал заявление на имя начальника тюрьмы, где просил ни в коем случае не переводить его к тебе.

А жаль.

За убийство человека Новиков получил всего девять лет, из которых отсидел только четыре с половиной.

Менты, желая лишить меня малейшей возможности «сорваться», разбили дело на отдельные производства: эпизоды шопинга с Пашей и Степой — в одно, а все, что связано с продажей дампов, — в другое, что предполагало вынесение двух приговоров с последующим сложением сроков. Быть может, это имело и другую подоплеку, так как к моей маме приезжал Вова Боянков, который когда-то был моим подельником, но как-то подозрительно быстро стал всего лишь свидетелем, и предложил за взятку в $30–40 тыс. решить вопрос о прекращении моего второго дела. Мама, предупрежденная мной на случай возникновения подобных ситуаций и наученная горькой историей, произошедшей с Катей, записала все его предложения на диктофон и отклонила. Было это попыткой Баяна срубить денег по-быстрому либо же он действовал в сговоре с ментами из отдела «К», осталось за кадром.

В канун Нового года, 31 декабря, Андрей Филонов отозвал меня в сторонку с видом заговорщика.

— Курить будешь? — спросил он у меня.

— Спасибо, у меня есть, — я достал из кармана пачку красного Marlboro.

— Да не сигареты — травы покурим, сегодня зашла, — Фил разжал кулак и продемонстрировал несколько шишек. — Сканк, голландская, пробовал?

— Нет, блин, я в лесу родился. Слышь, откуда она?

— Достать в тюрьме любые наркотики не проблема, были бы деньги.