— Соня! — испуганно зовет ее Смолин.

Но она на него не реагирует. Зажимая рот рукой, она глухо вскрикивает и переводит ошарашенный взгляд на Шаманского.

— Ты… ты… как ты мог? — выстанывает она горестно и опрометью выбегает.

Я не выдерживаю, порываюсь нажать на паузу, но уже в следующую секунду весь класс громко охает. Ну вот и всё. Все всё увидели…

— Соня! — вскакивает из-за стола, ошалев, Смолин. Потом кричит Владу: — Выключи ты это дерьмо!

Но ролик уже и так заканчивается.

Смолин двигается прямо на меня, опаляя такой лютой ненавистью, что, кажется, я физически чувствую кожей ожоги.

— Ну ты и сука, — яростно бросает мне он. С таким лицом, как у него, только убивать. Я вся напрягаюсь до предела в ожидании, что он кинется на меня. Но он быстро проходит мимо и выбегает вслед за сестрой, едва не сбив с ног математика.

— Стас! — окликает его Арсений Сергеевич, хватаясь за откос, чтобы удержать равновесие. Потом обескураженно пожимает плечами и входит в класс, по-прежнему застывший в тяжелом шоке.

Я иду к своему месту, а перед глазами так и стоят лица: Сонино, перекошенное болью, и ее брата, полное необузданной ненависти. И ловлю себя на том, что мне жалко эту дурную Соню. И стыдно… Какая бы несносная она ни была, но у нее и так разбито сердце, а я поступила как последняя сволочь: знатно расковыряла ее рану, как садистка какая-то, еще и осрамила. А вдруг она с собой что-нибудь сделает? Она же такая неуравновешенная…

Математик оглядывает нас.

— Что тут происходит? Вчера вы все не явились на занятия… ну, кроме Алекса. Сегодня опять какие-то страсти бушуют. За массовый прогул вас, кстати, собирается вызвать Ян Романович… Сегодня хотел, но у него возникли срочные дела, и он на несколько дней улетел в командировку… Так что аутодафе откладывается…

Ян Романович Полянский — директор этой гимназии, а также ее совладелец. Я его видела только раз и мельком. Но слышала, что он суров и его побаиваются.

— А куда Стас умчался? И где Софья? — спрашивает математик.

Класс переглядывается и молчит, как будто до сих пор в ступоре и не может переварить увиденное.

— У вас тут какой-то флешмоб?

— Соне плохо стало, — наконец отвечает Яна.

— Понятно, — причмокивает Арсений Сергеевич. — А вы как, нормально? А то кажется, что вам всем тоже как-то не очень.

Два первых урока проходят кое-как. Арсений пытается нас растормошить, вовлечь, но тщетно. А Смолины в аудиторию так и не вернулись.

После математики мы перемещаемся в другой корпус, там будет подряд два урока истории. По дороге меня догоняет и ловит за локоть Алекс Шаманский.

— Эй, ты… как там тебя, стой! Откуда у тебя это видео? — нервно спрашивает он. Бедняга отчаянно трусит, его аж трясет. — Ты нахрена его показала? Совсем тупая? Меня же теперь Смолин уроет…

Вся моя жалость к нему тотчас заканчивается.

— Откуда оно?!

— Руку убери. Не от тебя.

— Да уж ясно, что не от меня! Слушай, скажи ему, что я ни при чем?

— Ну не знаю, — пожимаю я плечами. — Может, скажу, если не забуду. А то я же совсем тупая.

— Да ты что, издеваешься? — стонет он. — Хорошо, хорошо. Прости, извини, я не хотел. Скажи ему, пожалуйста, что это не я!

Я разворачиваюсь и иду дальше. Шаманский снова меня догоняет, цепляется, ноет.

— Ну, пожалуйста!

— Да скажу я, скажу! — вырываю я руку и иду дальше.

На самом деле я думала, что со Смолиным мы поговорим сразу, после видео. Никак не ожидала, что он пулей умчится прочь…

А буквально со звонком вдруг появляется Смолин. Один. Черные глаза горят диким огнем. И сам он прямо-таки источает с трудом сдерживаемую ярость. Остальные, и так весь день непривычно притихшие, неловко переглядываются, боясь с ним заговорить. Не решаются даже смотреть в его сторону. Я и сама с трудом выдерживаю его взгляд.

Он идет к своей парте, кладет на стол айпад и телефон, а потом, указывая по очереди на Шаманского и на меня, негромко, но отчетливо произносит:

— Тебе и тебе конец.

— Станислав! — с укором окликает его историк.

Среди урока мне вдруг звонят из больницы. Я моментально леденею внутри и прошу у историка разрешения выйти.

В коридоре перезваниваю, привалившись спиной к стене, потому что коленки тотчас ослабевают. Пока идут гудки, успеваю передумать обо всем самом плохом и помолиться каким ни на есть богам…

Но, к счастью, меня просят всего лишь подъехать сегодня в больницу, подписать бумаги — согласие на какую-то процедуру для мамы. От стресса я едва разбираю, какую именно. Выдыхаю, убираю телефон. Но в аудиторию возвращаюсь не сразу, захожу на минуту в уборную. А когда выхожу в коридор, меня тут же кто-то жестко хватает за руку. Смолин…

32. Женя

Грубо дернув назад и развернув к себе, Смолин с силой припечатывает меня спиной к стене. Придвинувшись почти вплотную, нависает надо мной. Сжимая предплечье как тисками, второй рукой он упирается в стену рядом с моей головой. Губы его сжаты так, что выступили желваки. Но самое жуткое сейчас — это его взгляд. Захлебнуться можно в этой жгучей ненависти.

— Нахрена ты это сделала, идиотка?

— Не я первая начала всё это.

— Что — это?

— Ты меня сфоткал! Ты показал всем вашим эту фотку! Ты собирался ее выложить! Я всего лишь тебя опередила.

— Никому я ничего не показывал. И никуда выкладывать не собирался. Я просто хотел, чтобы ты от нас свалила. Но теперь… теперь я тебя уничтожу, — выдыхает Смолин мне в губы. — Сегодня же твоя сраная фотка будет в сети, а потом я превращу твою жизнь в такой ад, какой тебе и не снился.

— Всё сказал? Теперь послушай меня. Это видео — только начало. Если выложишь мою фотку — я солью его. Солью везде, куда только можно. Вся гимназия, а не только ваша чертова компашка, увидит твою сестру… Весь город увидит, ваш отец, его коллеги, друзья, знакомые, все… Тронешь меня — я солью видео. Твоя сестра полезет ко мне — я солью видео. Твои дружки будут меня доставать — я солью видео.

— Ты вздумала меня шантажировать?

— Я тебя всего лишь предупреждаю, — стараюсь говорить спокойно и твердо, хотя внутри всё дрожит. — И даже не сомневайся — так я и сделаю. Мне терять нечего. Ах да! Кто-то из класса ещё раз назовет меня