Шрифт:
Закладка:
В воздухе буквально летала гармония. Спокойствие. И от них у Алены постоянно сжимало сердце.
Остановившись на смотровой площадке, с которой открывался вид на долину, залитую багрянцем заката, Алена вцепилась в деревянные перила и зажмурилась. Она не хотела возвращаться домой. Там ее не ждало ничего кроме печали и дурных воспоминаний. Работа и общение с людьми помогали на время забыться, а вечерами приходилось мириться с призраками прошлого. И все из-за ребенка.
Девушка не спешила, поэтому пришла домой, когда на деревню опустилась непроглядная ночь. В окнах горел свет, ходила одинокая тень. Алена стояла на пороге и покинутым взглядом смотрела на дверь, словно за ней ее ждали акулы.
Она вошла внутрь.
— О, вы вернулись.
Несмотря на поздний час, в котором возвращалась Алена, ее всегда дожидалась пожилая женщина, присматривающая за ребенком. Она помогала ей еще с тех пор, как девушка ходила беременная, и испытала невероятную радость, когда Алена попросила ее о помощи. Похоже, у пожилых людей в крови забота о детях, тем более младенцах. За это девушка была невероятно благодарна няне, однако ее энтузиазм и обожание малыша вызвали неловкие, смешанные чувства.
— Прости, что опять заставила тебя сидеть с ним.
— Ничего страшного, мне не сложно, — морщинки на лице женщины растянулись от улыбки. — Вы спасли мою жизнь, Алена, как я могу отказать вам в помощи? Думаю, это мой долг.
Хрупкую леди Алена не назвала бы совсем старушкой, но до сих пор не переставала удивляться, как ей удалось выжить в условиях рабского заключения. Технически ее спасла Молли, Алена же занималась благоустройством тех немногих, кого жена Кенто привела на Кашиик. Покинутых, обездоленных, готовых отблагодарить своих спасителей за второй шанс.
Повесив плащ на спинку стула, Алена подошла к кроватке, в которой дремал пухлый младенец. Маленькие пальчики подрагивали, грудь то вздымалась, то опускалась. Жизнь, которая вышла из нее, которую она подарила этому миру. Но каким образом, с какими мучениями…
— С вами все хорошо? — Заметив, как нахмурилась девушка, осторожно спросила женщина.
Ребенок должен был стать чем-то светлым в ее жизни, так Алена говорила себе, уйдя из ордена. Но чем дольше времени проходило, тем хуже она себя чувствовала, будто внутри нее росла не жизнь, а паразит, высасывающий энергию. Неправильно в чем-то винить малыша, но он был зачат в насилии, и выходил на свет с таким нежеланием, будто руководствуясь правилом «я лучше убью свою мать и себя, чем рискну жить в этом отвратительном мире».
— Все хорошо, Кинара, — холодно отозвалась Алена, для приличия улыбнувшись. — Можешь идти.
— Он упрямый, не хочет пить молоко из бутылочки. Покормите его, как проснется.
Хорошо, что последние слова женщина бросила по пути к выходу, не следовало ей видеть, как Алену передернуло от одной мысли кормления грудью. Кинара чувствовала, что она не готова к материнству и старалась держаться подальше от сына, как от огня, но не давила, за что девушка была невероятно благодарна ей. Молли, напротив, едва зайдет речь о детях, и уж тем более о малыше Алены, откровенно намекала, что пора бы взять себя в руки и перестать хандрить.
«Перестать хандрить… легко тебе говорить, Молли, когда у тебя шестилетний сын, а не младенец, и твой любящий муж заботится о нем, пока ты спасаешь мир», — с раздражением подумала Алена.
Она присела на пол рядом с кроваткой, ее лицо оказалось вровень с сыном. Просто ребенок, крепко спал, не волновался ни о чем. Когда-то дети вызывали в Алене умиление и радость, они заряжали ее положительной энергией, пробуждали жгучую заботу. Возможно, единственный ребенок, о котором она до сих пор переживала, это Иона. В последний раз она спрашивала о ней полгода назад, за несколько дней до того, как джедаев объявили вне закона. Мейс Винду ничем ее не обрадовал, девочка продолжала пятый месяц лежать в коме.
При мысли об Ионе Алену пробрала крупная дрожь. Втянув шею в плечи, обхватив колени руками, она зажалась и отчаянно пыталась не плакать. Иона, как же ее не хватало. Что же она сделала с ней… Почему у нее не хватило самообладания, чтобы не тревожить девочку? Лучше бы та ненавидела ее за бегство, но оставалась бы в порядке.
Ей не хватало Ионы, не хватало Гавриэля. Того Гавриэля, который защищал ее, шутил и позволял ей свободно мыслить. Она осталась одна, с ребенком, с которым понятия не имела, что делать. Она даже имя ему до сих пор не дала, а прошло четыре месяца с момента рождения!
Алена все бы отдала, чтобы вернуться на год назад, и не совершать роковых ошибок.
Тихий звук, который трудно охарактеризовать — чем-то напоминал писк, — едва не стоил Алене сердца. Она вздрогнула и подняла растерянный взгляд на мальчика, который проснулся и смотрел на нее невероятно голубыми любопытными глазами. Не кричал, только кряхтел и дергал ручками. Будто чего-то ждал, и это даже испугало девушку — младенец смотрел в ее душу, явно ощущал Силу.
Она склонила голову, мальчик издал забавный звук и, кажется, улыбнулся.
— И чего ты радуешься, а? — Риторически уточнила Алена. — Мать я не очень, как ты мог заметить.
Странное чувство — смятение и спокойствие. Возможно, она постепенно оттаивала по отношению к ребенку. После родов она даже брать его отказалась, а сейчас сидела рядом, пару ночей назад даже заснула с ним на руках.
Протянув сквозь решетку кроватки пальцы, Алена позволила мальчику схватить себя за указательный. Общаться с ним девушка не умела, но Сила связывала их намного крепче, чем обычных мать и ребенка, поэтому пару недель назад она начала такое общение. Мягко касалась Силой, читала эмоции, говорила о своих. В первый раз, конечно, вызвала у ребенка такой дикий плач, что испугалась до дрожи. Кто же знал, что в столь юном возрасте дети могли понять лишь пару эмоций, а не всю суть депрессии. Явно не она.
— Надо тебе уже дать имя, — рассуждала Алена, играя пальцами с малышом. — А то Молли уже придумала пару вариантов, и мне не хочется, чтобы тебя называли Амир или Бэйл. Как-то просто, не находишь?
Мальчик принялся пускать слюни.
— Ну да, — отчаянно вздохнула Алена. — Ионе нравилось читать истории о выдающихся воинах, например, о Реване. Может, Реван? Как тебе? Хотя да, ты прав, в нашей семье хватает борцов с системой.
Помолчав недолго, девушка продолжила монолог:
— Думаю, Иона понравилась бы тебе. Она бунтарка, из-за нее вы бы попадали в
