свою способность избежать инспекторов и общим желанием получать удовольствие от жизни. Я подумала о том, как я обычно себе это объясняю: «Это не имеет большого значения», «Это никому не вредит», «Законы об оплате парковки дурацкие», «Я не хочу переставлять машину в дождь» и т. д.

«Задумайтесь о том, как вы только что мысленно оправдали свои действия, – сказал лектор. – Ваши оправдания ничем не отличаются от аргументов, которые приводят ваши клиенты, объясняя свои поступки».

Хотя мои случаи нарушения закона были далеко не такими серьезными, как преступления моих клиентов, в их основе лежали те же мысли и убеждения: разрешение нарушить границы, которые я не считала значимыми в своей жизни, поиск стимуляции, а также более высокая терпимость к риску, чем у среднестатистического человека. Следует отметить, что именно такая структура личности позволяет мне процветать в судебной психологии и балансировать среди противоречивых профессиональных приоритетов. У всех нас есть множество личностных характеристик, и каждая из них имеет свои преимущества и недостатки. Главное – это осознанность и способность понимать суть проблемной ситуации, а не попытки быть идеальным человеком с безупречным поведением.

За свою карьеру я много раз замечала, насколько похожи люди, причиняющие вред окружающим, на тех, кто этого не делает. Есть лишь небольшие различия в личной истории, выраженности определенных черт (например, мы можем быть слегка эгоцентричными или крайне эгоцентричными, и исход зависит от этого в значительной степени), а также наличии различных социальных структур, способствующих или препятствующих определенному поведению.

Я не устаю поражаться одержимости нашей культуры преступлениями, преступниками и мотивами. Тру‑крайм и детективы – это жанры, популярность которых растет одновременно с нашим погружением в человеческую психику. Я тоже люблю эти жанры и часто ложусь на диван с хорошим детективом после дня, проведенного в тюрьме. Обычно я смеюсь над собой, когда делаю это: мотивы и типы преступлений, описанные в этих книгах, не идут ни в какое сравнение с ежедневными ужасами погружения в тюремный мир.

Реальность людей, совершающих преступления, обычно связана не с фантастическими психологическими поворотами и мрачными желаниями, а с чем‑то повседневным: сильной нуждой, гневом, тайными страхами, подавлением своих чувств (вместо их признания), попытками контролировать мир, который кажется опасным и неуправляемым, избеганием, враждебностью, проблемами с коммуникацией (человек демонстрирует что‑то вместо того, чтобы об этом сказать).

Вред и насилие часто рождаются из сочетания нескольких из этих ингредиентов.

Беглый взгляд на популярные психологические сайты убеждает нас в том, что большинство людей, прибегающих к насилию, живут в мире, неизвестном большинству из нас. «Мы» и «они» четко противопоставлены, при этом «их» называют психопатами, нарциссами или монстрами всяких форм и размеров. Хотя в идее о том, что определенные личностные характеристики провоцируют вредоносное поведение, есть доля правды и в мире существуют настоящие садисты, психопаты и нарциссы, реальность гораздо более прозаична. Мое представление о преступниках и насилии радикально отличается от четких объяснений, которые нам часто предлагают.

Большинство профессионалов, работающих в медицине и пенитенциарной системе, разделяют это мнение и понимают многочисленные причины, побуждающие людей причинять вред окружающим. Они осознают распространенные траектории, которые часто лежат в основе вредоносного поведения и его повсеместности. Реальность такова, что многие из нас так или иначе причиняют вред, поэтому важно не делить людей на героев и злодеев. Для современной культуры характерна идеализация определенных людей – их помещают на пьедестал, после чего их очень быстро сбрасывают с него и разрывают на части. Это опасная стратегия, поскольку она не позволяет нам увидеть некоторую непоследовательность и слабости человеческой природы.

Люди причиняют вред окружающим по множеству разных причин. При этом лишь немногие имеют диагностированное нарциссическое расстройство личности. Единицы являются истинными психопатами: обычно они составляют менее 1 % населения [1], а в тюрьмах они еще более редки. В профессиональной жизни я встретила лишь несколько психопатов, а в личной жизни – ни одного.

Психопатия – это гораздо более широкое и сложное понятие, чем мы привыкли думать («Он такой холодный, наверное, он психопат»; «Если ты пьешь джин, ты, должно быть, психопат»), и оно подразумевает отношение, поведение и аффективные реакции, характеризующиеся бессердечием, отсутствием эмоций, безрассудностью, несерьезностью, импульсивностью и безответственностью. У человека могут присутствовать определенные психопатические черты, но большинство людей, причиняющих вред окружающим, ведут себя таким образом не только из‑за полного пренебрежения к нуждам и чувствам других людей – присутствуют и другие факторы. Нарциссическое расстройство личности – тоже относительно редкое явление (0,5–5 % [2] населения, но в клинической среде оно более распространено), и межличностное насилие крайне редко объясняется исключительно нарциссическими чертами, хотя они могут являться фактором.

Почему эта, казалось бы, семантическая разница имеет значение?

Потому что, пока мы внимательно, честно и смело не изучим причины, по которым кто‑то причиняет вред другим людям, мы не сможем устранить это поведение или взять его под контроль, и оно будет продолжаться.

В этой главе я буду ссылаться на судебно‑психологическую и клиническую литературу, особенно на великолепную работу, проделанную моими коллегами из «Программы по проблемному поведению», «Форенсикэр» [3] и Центра судебной бихевиористики, чтобы изучить происхождение межличностного насилия и проблемного поведения. Цель этой главы не в том, чтобы разобрать криминальные теории, а в том, чтобы помочь читателям лучше понять тех, кто прибегает к насилию. Криминологические и судебные теории разнообразны и сложны, и я разделила большой объем на части, относительно понятные каждому, но основанные на надежных данных, а не кликбейтных заголовках или развлекательных статьях. Любые ошибки или упущения являются исключительно моими.

Некоторые виды вреда, о которых я рассказываю, являются уголовно наказуемыми (например, сексуальные преступления, насилие и сталкинг), в то время как другие находятся в серой зоне между пагубными и незаконными (например, травля, эмоциональное насилие, навязчивое поведение и домогательства в сети).

Большинство видов вредоносного поведения распределяются по шкале от менее до более опасных. Эта шкала касается только физического вреда, и она не предназначена для того, чтобы оценить травмы как более или менее опасные с психологической точки зрения. Изнасилование находится в конечной точке шкалы: оно часто связано с сильным ощущением собственного превосходства, позволяющего полностью нарушить физические границы другого человека. Чуть раньше на шкале находятся другие действия, связанные с нарушением физических границ, например попытки заставить друга употреблять наркотики против его воли или принудить партнера к сексу, несмотря на его отказ. Это очень отличается от обсуждения сексуальных потребностей в отношениях, которое является уважительным и полезным. Это не то же самое, что принуждать партнера к сексу, если он уже сказал «нет», и вызывать у него чувство