Шрифт:
Закладка:
По приказу Свердлова «совнаркомщик» Ленин без охраны отправился на выступление, о котором в районе были извещены заранее, но при этом «как-то получилось, что никто нас не встречал: ни члены завкома, ни кто-нибудь другой», — свидетельствовал шофер Ленина Гиль[71]. Удивимся вместе с Гилем: как же так получилось, что в день убийства Урицкого Ленин на митинг прибыл без охраны?
Обратим внимание на то, как охранялся Ленин во время выступления на том же заводе 28 июня. Все в том же гранатном цехе завода те же несколько тысяч человек. Охрана митинга поручена военному комиссару и начальнику гарнизона Замоскворечья А. Д. Блохину. Он вооружен маузером и наганом. Ленина встречают по-военному, рапортом. Вместе с Блохиным — красноармейцы. Вместе с Лениным они выходят на сцену. Ленина смущает столь откровенная охрана на заводе. Он просит увести солдат. Блохин не бросается исполнять требование председателя СНК, а звонит своему начальнику по вопросам охраны — Дзержинскому, так как именно Дзержинский обязал районных военкомов и начальников гарнизонов организовывать охрану митингов. Дзержинский приказывает сообщить Ленину, что по его личному распоряжению охрану со сцены он, так и быть, разрешает убрать. Где же был Блохин 30 августа?
Внешне банальный вопрос о времени выступления Ленина и времени покушения тоже оказался неимоверно запутанным. Шофер Ленина С. К. Гиль показал в ночь на 31 августа, то есть сразу же после покушения, что «приехал с Лениным около 10 часов вечера на завод Михельсона. […] По окончании речи В. И. Ленина, которая длилась около 1 часа, из помещения, где был митинг, бросилась к автомобилю толпа человек 50 и окружила его»[72].
Предположить, что Гиль не помнил, во сколько привез Ленина к заводским воротам, трудно. Если так, то закончилось выступление около 11 часов вечера. На это же время указывает в своих показаниях, данных в час ночи 31 августа, сразу же после покушения, еще один свидетель, милиционер А. А. Сухотин: «Часов в 9 приехал т. Ленин. Через 1–2 часа т. Ленин кончил свою речь и отправился к выходу»[73].
Но в этот день в Москве переводилось на час назад время, и это приводит к дополнительной путанице. Тем не менее можно утверждать, что Ленин прибыл на завод приблизительно в 22 часа по старому и в 21 час по новому времени, выступал примерно час и вышел к своей машине между 22 и 23 часами по новому времени. Более точно установить время покушения на Ленина трудно.
Между тем вопрос о времени покушения крайне важен для определения «заказчика преступления» (как мы бы сказали сегодня). Понятно, что между выстрелами в Ленина и сообщением об этих выстрелах Свердлову должно было пройти какое-то время. А обращение Свердлова «Всем, всем, всем» о покушении на Ленина председатель ВЦИКа подписал в 22:40. Это выглядит правдоподобно, если предположить, что между 22 часами и 22:40 Cвердлову по телефону сообщили о только что состоявшемся покушении на Ленина и он сразу же, ни минуты не мешкая, заготовил текст телефонограммы. Но есть одно абсолютно потрясающее обстоятельство, а именно — первая фраза обращения Свердлова: «Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. […] Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов».
Четко определив врага революции — правых эсеров и англо-французских наймитов (хотя никаких сведений о том, кто именно стрелял в Ленина, в те часы не было и быть не могло), до минут указав время написания обращения — 10 часов 40 минут вечера, Свердлов был слишком неточен в том, где точность требовалась прежде всего: в указании времени самого покушения. «Несколько часов тому назад» писалось о событии, которое произошло только что. Когда же заготавливал свое обращение Свердлов?
Сравним этот текст с телефонограммой Ленина, разосланной после убийства германского посла графа Мирбаха 6 июля 1918 года, написанной в 4 часа 20 минут: «Около трех часов дня брошены две бомбы в немецком посольстве…» Ленин отреагировал на убийство Мирбаха примерно через полтора часа, но достаточно точно указал время покушения (хотя и не сообщал, что Мирбах убит, чтобы не радовать левых коммунистов). Когда же Свердлов успел включить фразу о том, что в Ленина стреляли эсеры?
Описания самого покушения многочисленны, но противоречивы[74]. Каплан арестовали далеко от места покушения, после погони, с портфелем и зонтиком в руках, поскольку кто-то из толпы (поздно ночью, в темноте) узнал в ней «человека, стрелявшего в Ленина». При этом шофер Ленина Гиль покушавшейся не видел. Ни один из допрошенных позже свидетелей, присутствовавших на месте покушения, опознать Каплан не смог, так как не видел стрелявшего (стрелявшую) в лицо.
Одни свидетельствовали, что видели женщину в какой-то шляпке; другие — что с непокрытой головой и косынкой на плечах; третьи — что в коротком жакете; кто-то — что в осеннем полупальто; большинство помнило только руку с браунингом.
Еще более заметны расхождения в оценке времени появления «террористки» на заводе. Одни утверждали, что она вошла в здание через несколько минут после приезда Ленина. Другие — что неизвестная женщина, похожая на подпольную пропагандистку, оказалась в цехе еще до митинга, беспрерывно курила и прохаживалась перед группой рабочих…
Протокол первого допроса Каплан датирован 11:30 вечера 30 августа. Проводился допрос в Замоскворецком военном комиссариате. Согласно материалам этого допроса, протокол которого Каплан подписать отказалась, она признала себя виновной в покушении на Ленина: «Я сегодня стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению»[75].
Допрос вели председатель Московского революционного трибунала А. М. Дьяконов, член коллегии ВЧК и будущий начальник охраны Ленина А. Я. Беленький, а также член коллегии наркомата юстиции Мечислав Козловский. От Каплан (отдадим должное следователям) требовали хоть каких-то доказательств того, что в Ленина стреляла действительно она. Но никаких подробностей покушения Каплан сообщить не могла:
«Сколько раз я выстрелила — не помню». «Из какого револьвера я стреляла, не скажу, я не хотела бы говорить подробности».
Каплан далее сообщила, что ее задержали «у входа на митинг»[76]. Не у выхода, как сказал бы человек, только что стрелявший в уходившего с митинга Ленина, а у входа. Само собой разумеется, что указание Каплан на арест «у входа» противоречило еще и воспоминаниям свидетелей, утверждавших, что Каплан задержана была далеко от места покушения.
Бонч-Бруевич вспоминал об этом вечере:
Поздно ночью пришел тов. Козловский, которому как члену коллегии комиссариата юстиции было поручено произвести первый допрос