ломать, сметать с лица земли. Под стальным самоконтролем крылась буря.

— Посмотрррим, а в ответ, ты станешь прриходить ко мне дважды в неделю, я сам выпрравлю тебе потоки.

Жутковатое глухое «р», словно помноженное на самое себя, снова звучало в его голосе. Заставляло беспокоится, заставляло помнить о поцелуе.

— Хорошо, — осторожно согласилась, боясь растревожить, спровоцировать этот невидимый ураган. — Я забыла поблагодарить вас за туфли. И за остальное. Если бы вы меня не выручили, пришлось бы потратить свои деньги, а их не так много. Так я остаюсь, да?

— Что? — задумчивый темный взгляд Рейнхарда обрел остроту.

— Я же останусь в Академии?

— Разумеется. Куда ты пойдешь такая необученная. Что до клана Тарвиш, хотя нет пока оставим это. Нужно перемерять параметры твоей магии, они не соответствуют заявленным кланом Тарвиш, что очень странно.

Ах да, лекарка сказала, что у меня много магии, но ведь всегда предполагалось, что мой дар невелик.

— Почему странно?

— Я видел, как меряют твою магию, и дар твой был редок, но мал. Дар может расти, но не в сто раз, не в двести. Предельное количество единиц магии у меня и императора — триста единиц, у тебя было всего двадцать. Очень низкий результат, а теперь…

Я с недоумением внимала его словам. У меня действительно было двадцать единиц дара, но… что значит «я видел, как меряют твою магию»? Я была совсем слаба, когда к нам пришло пожелание императора узнать уровень моей магии, но при это присутствовал только Клавис, его мать и лекарь. Неужели я могла забыть Рейнхарда?!

Могла ли?

А ведь точно… я что-то забыла. Сегодня что-то произошло… Что-то странное. Кажется Ария говорила о чем-то странном, но вот о чем?

Я потерла виски, нудная головная боль разлилась подобно огненной лаве, вымывая из головы все мысли, все чувства, все воспоминания. Этот поцелуй, туфли, проклятый белый мех смешались в моей голове в кашу. Было же что-то ещё, что-то важное, о чем я помнила весь день и вдруг забыла. В глазах потемнело, словно во всем мире выключили свет, сдавило грудь.

— Клео? Что с тобой?. Прошу тебя… Скажи…

Голос Рейнхарда, ставший в один миг таким далеким, вымывал из груди отвратительную боль, лился прохладой на горящий лоб. Книга. Книга сказала: «Попробуй ещё раз, с черным драконом». Если я попробую, боль пройдёт?

Почти вслепую я обхватила руками этот прохладный испуганный голос и притянула к груди, к губам, разрешая себе зарыться пальцами в атлас темных волос. Отдаваясь невидимому драконьему напору. Несколько секунд в мире не было ничего кроме дыхания, влажной и жадной нежности на губах, кроме Рейнхарда и едва ощутимого рыка, зарождающегося в его груди. Силы и твердости его рук.

Его ладони скользили по плечам к груди, ниже — к бедрам, присваивая, заставляя гореть, оставляя огненный отпечаток на коже даже через ткань.

— Клео… Мое солнце, мой цветок… Мое пекло…

Я хочу больше. Хочу увидеть его лицо, его прямой уверенный взгляд, поймать губами шепот, но он не позволяет. Стальная хватка блокирует мои руки, Рейнхард словно отрывает меня от себя. Невольно обхватываю его сначала руками, а после ногами, стремясь запечатать его в себе, оставить внутри часть его бесконечно прекрасной магии.

Но Рей не позволяет. Баюкает, будто потерянное дитя и по-монашески целует в лоб, а после, не удержавшись, сцеловывает на щеках слезы.

— Спи, — шепчет он.

И я засыпаю.

15. Тайны

Не просыпаться, а приходить в себя становится плохой традицией.

Сначала я увидела знакомый потолок, а после повернулась набок и увидела печальную Лике рядом с сердитым песиком.

Едва я открыла глаза, Лике переплела пальцы в комедийно-молитвенном жесте и потупилась:

— Ты выглядишь, как темный перевертыш на седьмой день отлова.

Я усмехнулась краем рта, а после спрыгнула с кровати, полная полузабытого чувства силы и утренней свежести. Голова вопреки собственному диагнозу была ясной. Ни боли, ни путаницы в голове, только смущение от собственной вчерашней смелости. Накинулась на красивого мужчину, как распоследняя блудница.

Почти танцующей походкой я подошла к зеркалу, но чуда не произошло. Вместо чувственной красавицы на меня смотрела узница сырого подземелья, не понаслышке знакомая с принудительной диетой и дефицитом солнечного витамина. Разве что глаза изменились. Вместо вызова и стали вечной борьбы в них был покой. Целое море равновесия.

— Седьмой день отлова, — бестрепетно напомнила Лике. — Но я уже все принесла, сделаем тебя прекрасной.

Я обернулась, и взгляд сразу упал на огромный поднос с бесчисленных количеством разноцветных плашек, фигурных флаконов, туб с кремом, среди которых наверняка были и с магическим эффектом. Уйдя от Клависа, я потеряла доступ к приятным материальных благам, и теперь они соблазнительно лежали у меня перед носом. Я бы не взяла, но Рейнхард сказал: «Зайди ко мне, я дам тебе пару книг». Поэтому пусть он даст эти книги мне, настоящей, а не потрепанному жизнью чучело с серой кожей и рыжеватым хаосом на голове.

— Буду должна?

Помедлив я все же взяла флакончик с прелестным кремом, который отныне стоил, как вся я вместе с песиком. Лике сглотнула и мужественно помотала головой, но драконья сущность не дала ей соврать:

— Ничего, но… Один маленький-премаленький вопросик, ты с ним целовалась?

Смущение залило меня душной волной, но я стойко кивнула. Я не сделала ничего плохого, и я хочу этот крем.

Лике совершенно по-детски захлопала в ладоши.

— Я так и знала! Он принёс тебя вчера на руках, уложил на кровать и сам поправил одеяло, и никого не пустил, хотя твой волк… собака на него рычала, ах… Но я должна тебе сказать…

— Погоди, — остановила я Лике, — Ария здесь? Или нет, не зови, скажи мне сама, ты видела меня на императорском приеме?

Прежде чем припасть к крему, я должна разобраться с некоторыми вопросами. Был ли тому причиной поцелуй или магия Рейнхарда, но в голове у меня начала выстраиваться довольно неприятная версия всего произошедшего со мной. Тот разговор с Арией выскользнул из памяти почти сразу, не оставив следа, но сейчас я его отчетливо помнила. Упреки драконов, их недоверие, холод Рейнхарда теперь собирались воедино, но сложенный пазл пугал меня.

— На императорском приеме ты была редким перевертышем. Высокомерная, сил нет, нос задрала, ни на кого не смотришь,

Крем выскользнул у меня из рук.

У меня оставалась слабая надежда на ошибку, но сейчас она умерла.

— Ты видела меня ещё где-то?

— Нет, — казалось Лике удивилась. — Клавис говорил, ты замкнутая, не любишь сборищ, и на императорский прием ты пришла