велел мне лежать. И меня повезли в палату. Там напоили каким-то горьким лекарством. Сунули под мышку градусник. В палату вошел врач, тот самый, что встречал меня в приемном покое, снова послушал. На лице его нарисовалось удивление.

— Что, доктор? — спросил я. — Все так плохо?

— Наоборот, молодой человек, — откликнулся он. — Хрипов я не слышу. Температура, правда, повышенная, но в вашем положении это не удивительно… Пока что рано делать прогнозы… Понаблюдаем…

— Мне надо позвонить…

— Если что-то важное, скажите номер, сестра позвонит, — сказал он. — Вставать я вам пока не позволю.

— Ладно… Запишите… — я продиктовал домашний номер секретаря товарища Дольского. — Пусть скажут, что я угодил в больницу и завтрашняя тренировка отменяется.

Доктор записал, рассказал сопровождающей его медсестре, что следует со мною делать и покинул палату. Меня снова потянуло в сон. Разбудила меня медсестра. В палате уже горел свет. Она снова сунула мне под мышку термометр и напоила микстурой. Из носа у меня текло, но других признаков простуды я не ощущал. Забрав градусник, девушка вышла. Я выпростал из-под одеяла руки, оперся ими в край койки, сел, огляделся. Кроме меня, в палате было еще двое пациентов — старичок и мужик лет сорока.

— Добрый вечер! — сказал я.

— Привет! — отозвался мужик.

— Здрасте, — пролепетал старичок, откладывая газету, которую читал, и снимая очки.

— Меня Сашей зовут!

— Кирьян Петрович, — откликнулся старик.

— Колян, — буркнул мужик.

На этом разговор иссяк. Да и о чем толковать незнакомым людям? Не о болячках же. Я до такого еще не созрел. Зато созрел для другого. Конечно, врач вставать не велел, но мочиться в судно в присутствии практически незнакомых людей я тоже не собираюсь. И тут я сообразил, что лежу под одеялом совершенно голый. Видать с меня сняли даже трусы. Ну да, они же были мокрыми. Оглядевшись, я обнаружил на тумбочке сложенную пижаму. И на том спасибо! Схватил штаны, натянул под одеялом, потом сел на койке, надел курточку, нашарил тапки. Теперь можно бежать в сортир.

Я встал. И понял, что доктор не зря велел мне лежать. У меня ничего не болело, но в теле была непривычная слабость. Видать, организм в борьбе за выживание, истратил все энергетические ресурсы. Ладно, как-нибудь добреду до сортира. Я сделал по палате несколько шагов, меня шатало, но ноги держали. Добрел до двери, открыл ее и выбрался в коридор. В нем было пусто. Держась за стеночку, я побрел в направлении больничных удобств. Я знал, где и что здесь расположено, не столько по первому своему заходу, сколько по последующим посещениям.

— Больной, кто вам разрешил вставать? — послышался сзади до боли знакомый голос.

Можно было даже не оборачиваться, чтобы понять, кто это, и я упрямо продолжал путь.

— Саша, ну как же так! — укоризненно произнесла медсестричка, нагоняя меня. — Виктор Тарасович с меня голову снимет.

— Не снимет, — хмыкнул я. — А если снимет, жених пришьет.

— Уже успели доложить… — пробормотала Наташа, подхватывая меня под руку. — Прости, что не сказала первой… С тобой было хорошо, но… Дмитрий Николаевич сделал мне предложение. Это совсем другое, понимаешь?

— Все в порядке, не переживай… Поверь, искренне рад за тебя…

— Я вот только на смену заступила, — поспешила переменить тему медсестричка. — Смотрю в журнале процедур — Данилов А. С. Надеялась — однофамилец. Оказалось — ты…

— Да, снова вот у тебя в подопечных.

— Ничего, — с профессиональным оптимизмом откликнулась она. — Диагноз неплохой… Первая степень переохлаждения…

— Значит, жить буду, — усмехнулся я. — И даже жениться смогу?

— А что, уже есть — на ком?

— Беру пример с тебя.

— Ну и правильно… Сможешь жениться. Сужение периферических сосудов — это не страшно…

В сортир я вошел без посторонней помощи. Сделал все дела. Вымыл руки и снова выбрался в коридор. Наташа ждала меня.

— Сейчас я провожу тебя до палаты, и ты ложись, — сказала она. — Сейчас будет ужин, а потом я поставлю тебе капельницу. Надо подкормить твой организм.

— Спасибо, Наташа!.. Ты не могла бы как-то сообщить Ксюше Борисовой, что я в больнице. Я обещал за ними завтра заехать, но вот, сама понимаешь, не смогу.

— Так вот на ком ты собрался жениться? — ревниво пробормотала медсестричка.

— Не угадала. Они с Володькой мои брат и сестра.

— Ты серьезно⁈

— Вполне. Только троюродные.

— Что же ты мне раньше не сказал?

— Да я и сам узнал не так давно.

— Ладно. Попрошу тетю Феню, санитарку, зайти к ним… Она соседка их, и утром как раз сменяется…

— Спасибо!

Она ввела меня в палату. Увидев медсестру, Кирьян Петрович тут же принялся канючить:

— Наташенька, милая, нельзя ли мне укольчик?.. Болит, сил нет.

— Потерпите, больной. Перед сном сделаю, чтобы спали лучше.

Она подвела меня к койке, и я с удовольствием опустился на нее. Вовремя я выскочил из ледяной купели. Еще немного и февральская водичка если бы не добила меня, то уж точно уложила бы в койку на месяц, если — не больше. Заботливо укрыв меня одеялом, Наташа вышла из палаты.

— Ну ты даешь, парень, — с восхищением проговорил Колян. — Не успел появиться, уже такая деваха тебя обхаживает!

— Это моя знакомая, — пробурчал я.

— Ясно. Везде — блат.

— Э-э, вы не правы, Николай, — возразил старичок. — Будь у Саши блат, он бы в отдельной палате лежал… А так — вместе с нами, сирыми, кукует…

— Ладно… — отмахнулся Колян, вставая. — Ужинать пора… Тебе каши принести, Сашок?..

— Тащи… Если не трудно.

— Не развалюсь… Пойдем, Петрович, набьем кишку!

— Не скучайте, Саша!

И они ушли. Я откинулся на подушку. Чертова слабость. Интересно, как там пацан со своей собачонкой? Надеюсь, папаша отполировал ему задницу солдатским ремнем. Я опять задремал. Разбудили соседи, вернувшиеся с ужина. Колян притаранил тарелку с остывшей овсяной кашей, стакан какао, накрытый ломтиком хлеба, с двумя подтаявшими кубиками сливочного масла. Я почувствовал зверский голод и все это умял подчистую. И понял, что — мало. И в этот момент вернулась Наташа, притащила стойку с двумя бутылками и желтыми резиновыми шлангами.

Воткнула мне в вену иглу, через которую из бутылочки потек