недуг. Парень любит, надеется, строит планы, не зная, что все может оборваться в любой миг. Жестокая, глупая игра. Ведь я действительно больна, во мне сидит смертельный вирус, сжигающий изнутри. Только мой вирус, в отличие от мелкого микроба, имеет когти и острые как сабли зубы. Я должна все рассказать Келу. Но сможет ли он принять правду? В произошедшее со мной трудно поверить. И приходилось признать, что его недоверие и отчужденность, ранят меня, куда больше, чем прямой разрыв отношений.

И все же я решила сознаться. И покаяться. Когда, признание уже готово было сорваться с моих губ, Кел посмотрел на меня так, что слова застряли в горле. Вся нежность мира была сосредоточена в этом взгляде. Беспокойство, искренняя забота и робкая надежда светились в его глазах.

Я не смогла. Жалкая врунья Эшли. Как же не хотелось его разочаровывать. Задержать нежность и купаться в ней. Я люблю его. Только рядом с ним, вот такой порядок мира устраивал нас, меня и зверя.

Если, не могу сознаться, значит, буду бороться. До конца, до последнего вздоха. Я не выпущу зверя.

Приняв решение, я более или менее спокойная отправилась на последний урок.

На уроке французского я сидела за последней партой.

Мадам Нуаре недолюбливала меня. Эта томная, экзальтированная дама, с претензией на аристократизм и утонченность, довольно быстро смекнула, что мой разговорный французский гораздо лучше ее. Моя бабушка Режина была француженкой, уроженкой Нового Орлеана. В доме было принято говорить на родном языке бабки. И я по дурости начала чирикать, как кортавый соловей из Прованса, и тем самым злить мадам. Урожденная идиотка, я ж по первости даже не додумалась, что была не корректна, когда позволила себе выглядеть умнее учительницы.

Мадам Нуаре повела себя гораздо мудрее, она стала намеренно игнорировать меня и постоянно отдергивала, когда я хотела ответить на уроке. «Мадемуазель Ламар, дайте же другим блеснуть знаниями. Мы, и так, отлично осведомлены о ваших» - неизменно говорила она. Обидно, но нельзя же сердиться на женщину с глазами, густо намазанными фиолетовыми тенями, закутанную в голубую шаль и огромным шиньоном на голове?

По-птичьи, склонив голову на бок, мадам Нуаре прохаживалась между рядов парт, и заунывным голосом декламировала стих из книги Франсуазы Саган «Здравствуй грусть». Я расслышала только окончание:

Любовь любимых тел

Чья нежность возникает

Как бестелесное чудовище

С отринутою головой

С лицом прекрасноликой грусти.

Я невольно нахмурилась. Внезапно эта строчка напомнила мне наши отношения с Келом. Как бы мы ни старались этого не замечать, но наши отношения были окрашены молочно-лазоревой грустью, будто мы подспудно знали, что всему этому придет конец. Неизбежный и скорый. Невозможность совместного будущего пробуждала в нас спешку, подгоняла нас в нескончаемой нежности, дикой страсти, настолько остро, что можно сгореть заживо. Словно мы боялись опоздать, не успеть. Будто голодные волки мы жадно вглядываемся друг в друга, чтобы впитать в себя каждую линию, каждый изгиб любимого лица, зная, что завтра наступит тьма. И больше никогда не будет солнца потому, что нас не будет. Нет, физически мы где-то будем существовать, просто не вместе. Останутся лишь отголоски, слабая тень той яркой вспышки чувств, что были у нас. Потому как я зверь, а он человек.

Я гнала от себя непрошеные мысли и образы. Я не хотела в это верить. Нет, я справлюсь, у меня должно получиться. Я вырву из себя с корнем все животные инстинкты. Надо просто подождать. Я попыталась представить наше будущее, если бы я была нормальной, обычной девушкой.

Яркие картинки стали проплывать у меня перед глазами. Вот мой выпускной бал и Кел приехал меня поздравить. Колледж, мы вместе ходим на занятия. Вот снимаем комнату одну на двоих. Кел стоит на коленях и просит моей руки. Церковь, переполненная людьми: плачущая Мари, улыбающаяся Кики, Джулия и даже Бен на дальнем плане. Грег ведет меня через длинный проход. На мне белое платье. И весь калейдоскоп лиц сливается для меня в одно лицо. Родное лицо Кела. Он ждет у алтаря. Поцелуй и вместе навсегда. Слезы радости. Мы кружимся под звездным небом в свадебном вальсе. Кел заносит меня на руках в дом. Светлая спальня с большими окнами. Белые простыни, кружева. Кел нежно целует меня, укладывая на кровать. Его ласки становятся все настойчивее, я парю на крыльях восторга.

Внезапно все переменилось! Кел лежит на спине, а лапы зверя вжимают его плечи в постель. Зверюга наклоняет морду, будто для поцелуя и впивается зубами в горло.

«В первой брачной ночи есть масса неприятных, противных моментов. Думаю, такой как ты не стоит с этим спешить» - слова бабушки пылали передо мной огненными буквами. Режина знала, что так и будет! Она знала и ничего мне не сказала! А теперь она мертва, и мне не у кого спросить совета! Неоткуда получить ответы на все вопросы. Бабушка, зачем ты так жестока со мной?

Волна новой паники захлестнула меня. Было такое ощущение, что чья-то безжалостная рука топит меня в грязной воде, не давая всплыть на поверхность, глотнуть спасительный воздух. Я захлебывалась и не могла всплыть из мутной жижи. Мои глаза застилала тьма.

-Эшли! – чей-то тихий испуганный оклик, выдернул меня из жуткой воронки.

Пол Крешем озадаченно смотрел на меня с соседней парты:

-Ты чего? У тебя было такое лицо, будто ты собралась упасть в обморок.

Я благодарно посмотрела на Пола и смущенно улыбнулась:

- Нет, все в порядке. Я задумалась. Волнуюсь перед завтрашним экзаменом по математике – неуклюже промямлила я.

- Ты боишься математики?! – удивленно зашипел Пол – А что же тогда делать мне?! Ты самая умная в классе. Не смеши.

Я еще раз улыбнулась, этот незначительный разговор, позволил мне прийти в себя. Что за глупые фантазии Эшли? Режина ничего не знала, не могла знать. Она никогда не превращалась. Я спала с бабушкой в одной комнате, она не отлучалась от меня ни на минуту, берегла мой сон. Бабушка человек старой формации. Своими словами, она просто хотела уберечь меня от опрометчивых поступков. А видение зверюги разрывающей горло Кела, просто повторение сна. Я слишком вымотана, потому воображение