– Игорь Иванович? – Я протянул руку мужчине, стоявшему передо мной. На отца погибший прямо перед нами особист был похож как две капли воды. Разве что седые волосы и глубокие морщины отличали их. Его голубые глаза, казалось, испытующе заглянули мне прямо в душу.

– Да, я. Вы из управления? – Игорь Иванович пожал мне руку.

– Нет, я… можно сказать, сослуживец вашего сына… мы с ним были, когда…

У женщины из рук выпал сверток. Уже спустя секунду почти такая же седая, как муж, кареглазая старушка плакала навзрыд. Хотя какая старушка? Ей, наверное, и пятидесяти нет еще. Да уж, горе редко красит людей.

– Недавно получили похоронку, – с трудом произнес отец Бурякова. – Никак не отойдем. А тут еще срочная эвакуация в Алма-Ату. Вещи собрали, а машина грузовая не приехала.

– Давайте мы вам поможем, – тут же подключилась Вера. – Вы на вокзал?

Вот тут бы пригодилась ГОНовская машина, но мы решили, что она нам не нужна: сколько тут идти от Вериной квартиры? Думали, пройдемся, свежим воздухом подышим, аппетит нагуляем. Хотя что его нагуливать? Я, к примеру, уже давно не против плотно перекусить.

– Да. На Казанский. – Мать Бурякова смотрела на нас как на последнюю надежду. Что ж ты из-за трех чемоданов трагедию устраиваешь? – Простите, как невежливо получилось. – Она даже в ладоши хлопнула. – Мы ведь не представились! Игоря, я так поняла, вы знаете. А я Мария Кузьминична. – И она вопросительно посмотрела на нас.

– Это моя жена Вера, – представил я супругу. – А я Петр. Соловьев. Мы заехали…

– Так это вы написали? – Игорь Иванович достал из внутреннего кармана пальто мое письмо, раскрыл конверт. Мелькнула схема расположения могилы лейтенанта, которую я набросал. – Спасибо вам… в такое время… не бросили тело сына!

– Как можно? – смутился я.

– Сейчас все можно. На войне люди теряют человеческий облик. Очень быстро. Ну, Маша, все, все, хватит. – Буряков-старший повернулся к жене. – Вытри слезы и поехали. Вон из жилуправления идут уже. Запирай дверь.

Игорь Иванович под расписку сдал дежурному по дому ключи от квартиры, отметился в специальной книге отъезжающих. Мы в два присеста перетаскали чемоданы и свертки к подъезду, а потом к остановке.

– Бардак творится… – покачал головой Буряков. – На наше управление забронировано несколько вагонов, но грузовых машин не хватает…

– А я думал, что вы на действующей службе. – Я махнул одинокой полуторке, проезжавшей мимо нас по Арбату, но она нас проигнорировала. – Андрей говорил, что у него отец в НКВД служит.

– Служил. В отставке. Хотя наверняка сейчас обратно призовут. Людей не хватает.

– Игорь, тут мы не уедем. – Мария Кузьминична дернула мужа за рукав. – Товарищи, пойдем к остановке у Покровских ворот. Оттуда трамвай идет до вокзала.

Так и оказалось. Обливаясь потом, мы дотащили вещи до Покровки. Что же они в чемоданы напихали? На остановке мы с трудом втиснулись в трамвай, который мимо Разгуляя, Елоховской церкви привез прямо на Каланчевку, почти к Казанскому вокзалу. По пути я коротко поведал родителям о налете немцев, перевернутой машине комфронта, смерти сына…

– Героя за Кирпоноса дали? – Игорь Иванович кивнул на Звезду, что была приколота к кителю.

– Нет, за другое дело… – смутился я. – Об этом даже в газете «Правда» писали.

– А, вспомнил. – Буряков внимательно посмотрел на меня. – Но, кажется, на фотографии был другой человек.

– Это специальная операция. Там все не так просто.

– Все понял! – понимающе кивнул отец Андрея.

– Драпаете? – Ввалившийся на остановке глубоко испитый мужичок в телогрейке пнул ногой чемодан и дыхнул на нас порцией сивухи. – Крысы бегут с корабля… Обосрались, интилихенты херовы! – Он навис над Марией Кузьминичной, брызгая ей слюной в лицо. – Дармоеды, сами ноги делают, а трудовой народ тут оставляют!

Я с разворота въехал алкашу в ухо. Ахнули женщины. Пьянчуга упал на внезапно освободившееся вокруг него место на полу, мотнул головой, приходя в себя.

– Все, все! Сявкой буду! – Сбитый поднялся на четвереньки, встал отряхиваясь. – Ну, увидимся еще, я вас запомнил! Посмотрим, чья возьмет!

И дальше матом. Я рванулся добавить, но меня остановила Вера:

– Петя, хватит! Не трать время на урода. Приехали уже. Давай вещи на вокзал заносить.

Перетаскивали опять в несколько заходов. Толкаясь и переругиваясь с толпой, наконец, перетащили. И тут по залу ожидания раздался крик: «Воздух!!»

Люди у высоких окон показывали пальцем в небо. Там двигалась маленькая черная точка.

– Немцы, немцы! – Народ заорал и ломанулся к дверям. Я в одну секунду представил, что сейчас будет в зале. Ходынка!

– По одному! – Я вскочил на скамейку, достал пистолет. Под удивленными взглядами Буряковых и Веры два раза выстрелил в потолок. Вниз полетела крошка от штукатурки.

– Прекратить панику! Выходить по одному!

Рванувшая на выход толпа качнулась, испуганно остановилась. Какая-то женщина продолжала тонко и надсадно визжать. На вокзальном полу уже лежал кто-то сбитый с ног, пытаясь встать.

В зал заскочил патруль, на меня уставились дула двух «мосинок».

– Что тут происходит? – Усатый сержант щелкнул затвором.

– Прекращаю панику, – ответил я, спрыгивая со скамейки и засовывая пистолет в кобуру. – Лейтенант Соловьев, адъютант командующего фронтом.

Я достал документы, протянул сержанту. Тот их быстро просмотрел, махнул рукой толпе. Народ начал по одному выходить с вокзала. Уже звучали ревуны воздушной тревоги, но налета немцев не наблюдалось: черная точка самолета растворилась в далеком облаке, выглянуло осеннее солнышко.

Буряков-старший долго разыскивал свой поезд, возле него нам опять пришлось пережить давку. Мы еле дотащили чемоданы к вагону. Несмотря на прохладный воздух, я таки порядком взмок.

– Ну… давайте прощаться. – Игорь Иванович крепко пожал мне руку. – Спасибо, что заехали. Для нас это было важно.

Мы обнялись и со всхлипывающей Марией Кузьминичной, пожелали хорошей дороги. Паровоз загудел, по перону повалил белый пар. Буряковы заскочили в вагон, помахав рукой из тамбура, скрылись внутри.

– Прямо хоть в баню отправляйся мыться. – Я достал из кармана платок, вытер шею. – Вроде и прохладно на улице, а взопрел…

– Пошли уже, банщик! – Вера потянула меня к выходу с вокзала. Но далеко мы не продвинулись. На крыльце меня буквально схватила за рукав плотненькая рыженькая девушка с широким крестьянским лицом. Нос картошкой, конопушки…

– Ой! Герой! Девчата, Валентин Игоревич, смотрите, быстрее! Я его в «Правде» видела!

– Да нет, не похож. – К нам подошли еще три девушки, походившие на остановившую меня как родные сестры.