– Без понятия.

– Должны были довести. Непорядок, – покачал головой белобрысый и сам себя оборвал: – Тихо! Идут!

Двери зала открылись, вошли Калинин и Берия. Последний с удовольствием оглядел наш выровнявшийся строй, заметил меня. И вроде даже подмигнул. Я выругался про себя. Вот не радуют меня такие знаки внимания со стороны наркома НКВД.

Михаил Иванович Калинин коротко – минут на тридцать – толкнул речь. О наших боевых заслугах, подвигах. Не очень зажигательно произнес. Возраст уже почтенный все-таки. Начальники внимали всесоюзному старосте с некоторой скукой, разве что не зевали. А вот майоры и лейтенанты буквально поедали его глазами.

Закончив, Калинин начал вызывать к себе по одному награждаемых. Прикалывал награду, вручал папочку с приказом. Долго жал руку. Кирпоносу дали то самое «Красное Знамя», что я прочил себе. А мне… дали Героя!

– Служу Советскому Союзу, – на автомате произнес я. Вот уж не ожидал!

Калинин приколол мне на китель сразу две награды – Золотую Звезду и орден Ленина.

– Поздравляю! – Белобрысый младлей толкнул меня локтем, когда я вернулся на место в строю. – Надо бы обмыть?

Награждение закончилось, в зал зашли официанты с подносами. Нам раздали бокалы с шампанским, Калинин предложил тост за гениального полководца, товарища Сталина, под мудрым руководством которого мы сломаем фашистской гидре шею уже в этом году.

– У гидры несколько шей, – шепнул подошедший Кирпонос.

Мы дружно чокнулись, выпили шипучки. Шампанское ударило в нос, я чуть не закашлялся.

– Поздравляю! Заслужил! – Генерал хлопнул меня по плечу. – Самого Пауля Блобеля, командира зондеркоманды, упокоить… Такие важные документы достать.

– Это разве не секретные сведения? – удивился я.

– Куда уж секретнее – на весь мир твой подвиг журналисты прописали.

– Но там же другой человек на фотографиях…

– Главное, что правильный человек в документах! – Генерал кивнул на папку. Я открыл ее еще раз, посмотрел приказ: «…за заслуги перед Советским государством, связанные с совершением геройского подвига… уничтожение командования фашистской зондеркоманды 4а айнзац-группы…». Рядом лежала грамота Президиума Верховного Совета СССР.

– Я тоже поздравляю! – К нам подошел Берия с бокалом красного вина. – Товарищи командиры, большое дело сделали. Давайте отойдем в сторонку, поговорить надо.

– Я так понимаю, этой звездой, – я осторожно потрогал сияющую награду на груди, – я вам обязан, товарищ генеральный комиссар?

– Товарищ Сталин согласился с моим представлением. Сказал, что для таких геройских военных ничего не жалко… Так что можешь высказывать желание, – улыбнулся главный чекист, – буду исполнять.

– Себе ничего просить не буду, – ответил я. – Надеюсь, остальные участники операции тоже будут отмечены.

Мне показалось или в глазах Берии мелькнуло удивление?

– Остальных участников разыскивают, и никто из них без награды не останется, можете быть спокойны, – тут же заметил он. – Личные просьбы будут?

– Жена работает у Бурденко, ютится в чужой комнате в коммуналке… А до этого проживала в общежитии… – начал я рассказ бедного родственника.

– Все понял, – снова улыбнулся Берия. – Будет вам квартира. С женой свяжутся. Так что ты воюй, а мы тут тебе тыл укрепим.

Кирпонос с удивлением на меня посмотрел. А не обнаглел ли я? А вот и нет. Раз дали Героя, то теперь можно и попросить улучшить жилищные условия. Отказать не должны. Москву армия не сдаст, закрепиться в столице – милое дело. А там дадим пинка фашистам, может, получится перевестись служить к жене поближе. Да и Вере не придется ютиться в коммуналке на птичьих правах. Оказалось, что въехала она в комнату, мягко говоря, неофициально. Дала на лапу кому-то. Черт с ним, что прослыву рвачом, я просто обязан был подумать о супруге.

– Ладно, о подвигах поговорили, награды раздали, – внезапно посерьезневшим голосом продолжил генеральный комиссар госбезопасности. – Вы лучше скажите, товарищи командиры, почему «Голиаф» не в Москве? А то мне докладывают чуть ли не о самоуправстве…

А вот и ответочка.

– Наши специалисты готовы быстро повторить устройство, – прокашлявшись, сообщил Кирпонос. – Тем более в свете планов наркомата по минированию города…

Про это я ему напел, пытаясь оставить танкетку в Киеве. Мне удалось, хоть и пришлось для этого поделиться кое-какими деталями своего плана. Ну обозвали лишний раз авантюристом – невелика плата за то, что вышло по-моему.

– Да, вы хорошо помогаете 4-й дивизии НКВД, – согласился Берия. – Но «Голиаф» надо привезти в Москву! Тут с ним быстро разберутся. Это приказ!

– Есть, товарищ генеральный комиссар, – вытянулся комфронта.

– Не тяните там. – Лаврентий Павлович сказал это вскользь, будто на отходе… но такие просьбы лучше не игнорировать. – Кстати, Соловьев. – Берия улыбнулся мне своей акульей улыбкой. – Тут такая интересная история вышла… Твои родственники объявились. Говорят, что подменили тебя. Шпион ты немецкий, а не лейтенант Петр Соловьев.

Сердце ухнуло в пятки, но я постарался сохранить нейтральную мину на лице. Трудновато, когда главный чекист заявляет такое.

– Вот как? – Надеюсь, легкую дрожь в голосе заметил один я.

– Да, представляешь? – Непонятно было, шутит Берия или говорит серьезно. – Заявление в органы написали.

Берия разглядывал меня, наконец улыбнувшись. Кирпонос усиленно изучал подробности оформления Георгиевского зала.

– И что теперь? – спросил я, думая, что ладошки неплохо бы протереть: пот с них чуть не капал.

– А ничего. Мы объяснили вашему отцу и матери, почему в «Правде» было фото другого человека, и о специальной операции рассказали. Без подробностей. Взяли подписки, естественно. Ладно, товарищи, отдыхать некогда, пойду я. – И Берия, сверкнув при развороте стеклами очков, ушел.

Фу… У меня чуть не подкосились ноги от облегчения. По самому краешку прошел.

* * *

Младлей, дождавшись, пока я останусь один, сам подошел ко мне. Отхлебнул из бокала шипучки, поставил в сторону.

– Как хоть это пить можно? Кислятина, пузырьки эти потом все наружу просятся, разговариваешь с кем-то, рыгнуть боишься.

– Ты на еду налегай, – посоветовал я ему. – Где еще сегодня перекусить удастся?

– А что ж мы, даже не познакомились, непорядок, – сказал летчик. – Меня Виктор зовут.

– Петр, – представился я. А в голове крутились и складывались детальки. Младлей, летун, таран над Москвой в августе, Виктор… Кажись, сходится. Вот подвезло мне такого парня встретить! – Талалихин, – сказал я. – Ты же Виктор Талалихин?

– Ну да, – снова покрылся красными пятнами мой сосед. – Меня после того киносборника с Орловой многие узнавать начали.