из них поднял маску и радостно замахал рукой. Остальные тоже обнажили лица.

— Дорогой опекун! — замахала Когната над перилами, но Константин на всякий случай взял ее за плечо и спрятал за собой.

Тот дракон, к которому, скорее всего, обращалась Когната, поднял пожилое лицо и, приложив ладонь ко рту, чтобы усилить голос, радостно произнес:

— Госпожа Когната, как вы себя чувствуете? Мы за вас очень беспокоились. Мы места себе не находили.

— Я себя, господин опекун, прекрасно чувствую! — отозвалась Когната.

— Это прекрасно есть! — громко одобрил опекун, будто не замечая, что Когната пытается вырваться, а Константин ее не пускает. — А у нас, если вы заметить изволили, все не совсем удачно получилось. Мы весьма о том, что за эти дни произошло, сожалеем. Но мы всё исправить намереваемся.

Когната потащила Константина по ступеням. Он двигался настолько быстро, насколько позволяла ему больная нога, но отпускать кулачок Когнаты, в котором она сжимала саблю, почему-то не спешил. Проводник двинулся за ним следом, и Септим пошел было к другим драконам, живым и мертвым, но, как успел увидеть на мгновение оглянувшийся Константин, Максим Сергеевич быстро показал ему, чтобы тот оставался на месте. Такой ход был вполне разумным: если бы рыцари попробовали что-нибудь учудить, у Септима они все находились как на ладони.

— Я, дорогой опекун, звезды видела! — хвасталась Когната, спускаясь и уже когда они спустились, а она вцепилась одной рукой в руку опекуна. — Я на танке ехала! Я охотилась! У меня сабля есть! Луна тут совсем другая есть! Я мед добыла!

— Так что случилось? — спросил Константин, шикнув на Когнату, чтобы она прекратила вырываться.

— Мы очень рады, что вы спаслись, — сказал опекун с искренним чувством. — Кто-то вас выдал. Все очень плохо есть. Часть групп поддержки, в виде приманок пущенных, погибли. Мы сами группу неизвестных драконов преследовали, они в этом направлении ушли. Мы предупреждениям, что на границах рощи стоят, вняли, а они, видимо, решили проигнорировать. Вы их не встречали?

— Нет, — ничуть не солгав, ответил Константин.

— Мы на обратном пути еще вот этих отщепенцев встретили, — опекун показал взглядом на трупы, рядом с которыми бродил проводник. — Мы, что это наемники, считаем. Нам, кто их нанял, выяснить бы хотелось.

Опекун погладил Когнату по голове, а она прильнула к нему, силясь вытащить руку из руки Константина. Тот слегка подтянул ее обратно.

— Я лично, что все обошлось, очень радуюсь, — сказал опекун. — В том, что мы здесь появились, а вы в засаду не попали, большая удача есть. Мы тут не зря находимся. При всей нашей признательности за вашу работу, я, что в этой части Зеркала не совсем безопасно есть, спешу заметить. Вы ее отдать обязаны. Так она наиболее быстро под надежной охраной окажется. Я вам возвращаться советую. Мы все формальные процедуры позже уладим. Сейчас мы на это времени не имеем.

— Мне поступили другие указания. Я должен передать Когнату Волитаре, — твердо ответил Константин.

В глазах опекуна мелькнула печаль:

— Волитары больше с нами не имеется. Я с прискорбием сообщить хочу, что она день назад погибла. Это огромная потеря есть. Я, что вас многое связывало, знаю. Она, Константин (я правильно, что это вы есть, понял?), много о вас рассказывала.

В глазах у Константина потемнело. Он совсем не ожидал, что подобная новость может его подкосить. На всякий случай он заморгал, боясь слез, но слез не было. Стало просто горько и пусто. Он сразу же вспомнил те грубости, что писал ей, позабыв о ее любви к не всегда уместным шуткам. В первые мгновения нахлынувшей скорби единственное, что хотелось сделать, — это перевести дыхание.

— Как она погибла? Здесь, в Зеркале? — спросил Константин.

— Да, — надтреснутым голосом сообщил опекун. — Хорошо бы кому-нибудь вместо Зеркала выжженную пустыню оставить, сколько горя Зеркало за дни, даже в неделю не уместившиеся, принесло.

— Все бы вам жечь, — упрекнул Константин.

— Мы так устроены, — спокойно принял упрек опекун.

— Это не слухи? Вы видели ее тело?

— Да, — подтвердил опекун. — Это неподалеку отсюда произошло. Я ваше горе полностью разделяю. Но сейчас всем нам быстро действовать нужно. Промедление опасность несет.

Константин покивал. С трудом сказал:

— Когда я вернусь, мое начальство потребует бумаги, подтверждающие, что я все сделал, как того требовали обстоятельства, поскольку Волитара их теперь предоставить не в силах, я прошу вас посодействовать в этом.

— Да, разумеется, — начал опекун. — Я первой же диппочтой…

Он навсегда задумался, какие слова ему сказать дальше, потому что Константин отпустил Когнату, одним движением вытянул стилет, активировал и воткнул его опекуну в горло. Пользуясь стилетом как рычагом, дернул вверх посильнее, будто свет рубильником включал, чтобы лицо опекуна задралось и смешанные с брызгами крови языки пламени не угодили Константину в лицо. В памяти мелькнул подаренный секундомер, а также понимание того, что ситуация сейчас гораздо сложнее, но это Константина не расстроило. Он вдруг перестал быть обузой и попал в нужное время в нужное место, и это его вполне устраивало.

До уже направленного на Когнату пистолета другого дракона он дотянулся тростью и отбил его в последний момент, так что пороховой дым только окутал ее голову, но она осталась стоять на ногах, и Константин спокойно подумал: «Неплохо. Успел». Он сам не понял, как получилось, что его собственный пистолет уже находится у него в руке и смотрит в лицо стрелявшему в Когнату дракону. Константин два раза выстрелил туда, абсолютно не воспринимая его как лицо живого существа, будто в мишень. Он отпустил трость, раздавил хлопушку — и вовремя, — сдувшееся в блестках хлопушки пламя донесло до его головы запоздалый жар, от которого он пригнулся, подгребая Когнату под себя и стреляя в направлении жара, успел вспомнить Дмитрия Нилыча с его сожженным глазом.

В этой суете он не слышал выстрелов Септима и Максима Сергеевича, а только шарил взглядом, ища на земле и в воздухе зеленые пятна доспехов, и видел уже упавшие тела драконов, содрогавшиеся от пуль двух автоматических винтовок.

Когда наступила тишина, он заметил, что все еще прижимает к себе Когнату, а она смотрит на него изучающе, словно у него не лицо, а вольер зоопарка или аквариум. Он отпустил девочку, сел, тяжело дыша, а Когната дошла до трости и протянула ему рукоятью