– Плохо? – переспросила я.

– Сказала, что я сделал ей больно. Ну, то есть, я этого не делал. Но она сказала, что да.

Я молча ждала, пока он продолжит.

– Это было после секса. Она сказала, что не хотела. Не знаю.

– Во время секса вы ее держали?

– Ну, сжал ее запястья.

– Ясно. Думаете, сжали слишком крепко?

– Да, наверное, – он помолчал. – Когда мы закончили, она заплакала. Сказала, что ей грустно. И ушла.

Я задала ему еще несколько вопросов, и по окончании разговора мне уже не нужно было в третий раз подключать его к детектору. Этот парень не будет агентом. Я прошла в кабинет начальника, который уже ждал меня, с нетерпением предвкушая хорошую новость.

– Ну? – взволнованно спросил он.

– Это не ваш человек, – ответила я.

– Что? – растерянно, даже с нотками раздражения в голосе переспросил он.

– Этот золотой мальчик – насильник, – сказала я.

Обучение работе с полиграфом

Чтобы стать полиграфологом Секретной службы США, нужно успешно пройти трехмесячный курс обучения в Национальном центре оценки достоверности (НЦОД). Когда в 2004 году я училась в НЦОД, он еще назывался Институт полиграфа Министерства обороны (ИПМО), и учебная программа в нем была самой сложной из всех, что мне когда-либо встречались. И по сей день этот курс остается в моем списке «Фух, вот это жесть!». В вопросах обучения работе с полиграфом Институт полиграфа был лучшим из лучших. Все федеральные агентства – ЦРУ, Управление государственной безопасности, ФБР, Секретная служба США, Управление по борьбе с наркотиками, Отдел расследования уголовных преступлений США, – отправляли избранных кандидатов в ИПМО в надежде на то, что через три месяца у них будет сертифицированный полиграфолог. Слово «надежда» я выделила потому, что не все службы получали такие кадры. Учебная программа была такой сложной, что некоторые студенты попросту не успевали ее освоить и пройти уйму тестов, которые присылали еженедельно. Программа включала углубленное изучение психологии и физиологии – ведь обе эти области играют важную роль в допросах с использованием полиграфа. Таким образом, я должна была стать не только экспертом по умственным и физическим характеристикам людей, но и приобрести углубленные знания особенностей работы детекторов лжи, методов исследования, этики и в особенности – стратегий проведения допросов и собеседований. К концу обучения я заработала почти половину баллов, необходимых для получения степени магистра по судебной психологии.

Несмотря на то, что полиграфологи весьма востребованы, подавляющее большинство спецагентов даже не пробуются на эту позицию. Наше агентство было маленьким, и, несмотря на название, секретов там не было. Если кто-то решался пройти экзамен и проваливался, об этом узнавали все. Для многих одного этого было достаточно, чтобы даже не пытаться.

Меня на поступление в Институт полиграфа вдохновил старший эксперт по работе с детектором лжи, который собирался перейти в состав личной охраны президента. Когда он впервые заговорил со мной об этом, я отказалась – главным образом, потому что сомневалась в своей к ней пригодности. Задача полиграфолога – выбивать признания, распутывать дела, с которыми не справились другие агенты, получать новые улики, собирать материалы для расследования. От такого человека многого ждут, на него возлагают огромную ответственность. И хотя я не хуже других умела делать каменное лицо, все же сомневалась, что одного его будет достаточно, чтобы заставить преступников сознаться в содеянном. Но мой коллега считал иначе.

– С тобой будут говорить с большей охотой. Если не будешь пытаться их запугивать, они расслабятся и станут более открытыми. Говорю тебе – ты отлично справишься.

Несмотря на магистерскую степень по журналистике и судебной психологии, учеба никогда не давалась мне легко. В Институте полиграфа я сразу поняла, что усваиваю новые знания совсем не так, как мои одногруппники. Им достаточно было прочесть один раз – и вся нужная информация оседала у них в голове, и еще волшебным образом у них оставалось время на то, чтобы попить пива с друзьями. Мне же приходилось просиживать долгие часы в своей комнате, штудируя и перечитывая один и тот же текст. Даже в нормальных обстоятельствах (к которым нельзя отнести учебную среду института) я не отношусь к людям, которые без труда запоминают факты и теории и могут так же легко вспомнить их спустя несколько дней или даже недель.

Мой мозг устроен иначе – а это значит, что мне следовало найти иной метод обучения. Вскоре все мои вечера превратились в нескончаемый поток интенсивных занятий. Ночи напролет я писала и переписывала конспекты лекций и даже выписывала слово в слово отрывки из учебников, дабы уложить у себя в голове явления и понятия. Вечерами, вместо того, чтобы зависать с одногруппниками в местном пабе (и лакомиться любимыми куриными крылышками в соусе «Баффало»), я до трех-четырех утра занималась, выписывая всю нужную информацию в толстые блокноты. И делала это не один раз, а дважды. Да-да, я в прямом смысле переписывала свои конспекты и учебники по два раза. Думаете, я сумасшедшая? А между тем, есть исследования в поддержку этого метода запоминания информации, которые показывают, что ведение конспекта от руки во время лекций помогает удержать и усвоить знания.

Кажется слишком экстремальным? Что ж, так оно и было. У большинства студентов-старшекурсников в распоряжении целый семестр, чтобы усвоить материал по психологии и физиологии. У нас была всего неделя. Одна неделя на то, чтобы прочесть и запомнить целый учебник, подготовиться к промежуточному, а затем – к итоговому экзамену, и перейти к следующему предмету. А после каждого экзамена оценки вывешивались в коридоре, на всеобщее обозрение. Вот почему это обучение стало для меня невероятным источником стресса и бессонных ночей.

Окончив Институт, я стала полиграфологом Секретной службы – всего нас было меньше тридцати человек. А назначение в полевой офис Нью-Йорка означало, что я буду проводить допросы с использованием детектора лжи на всей северо-восточной части Соединенных Штатов.

Независимо от того, насколько вы уверены в эффективности полиграфа – одни утверждают, что она составляет 80–90 %, а другие, что он не точнее подкинутой монетки, – смею вас заверить, что в допросной этот инструмент чрезвычайно полезен. Почему, спросите вы? Потому что люди врут. В таких органах, как ЦРУ, ФБР и Секретная служба проверка на детекторе лжи используется при приеме на работу, чтобы определить, можно ли верить соискателю. По данным исследований, от 28 до 75 процентов от общего числа кандидатов хоть в чем-то, но врут во время собеседования.

За годы службы полиграфологом я научилась подмечать едва уловимые признаки обмана, выявлять неуместную нервозность, улавливать малейшие изменения паралингвистических шаблонов, таким образом распознавая ложь задолго до того, как человек подключался к детектору.

Как работает полиграф

Этот инструмент – более известный как «детектор лжи» – представляет собой аппарат, используемый для отслеживания и записи изменений в теле человека. Большинство людей при слове «полиграф» представляют ящик с кучей проводков и чернильных ручек, бегающих туда-сюда по вылезающему из него листу бумаги – вроде того, что использовал Роберт Де Ниро на Бене Стиллере в фильме «Знакомство с родителями». Но в 1992 году этот ящик заменили обычным ноутбуком. Современный полиграф и все его элементы легко умещаются в рюкзак.