Шрифт:
Закладка:
Целый год мой отец ежедневно ходил плакать на ее могилу. Он все время плакал. Плакал и в тот день, когда в саду ему встретилась Аньезе, его соседка по дому, которая остановилась, чтобы его утешить. Она приласкала его – с высоты своих восьмидесяти лет она могла себе это позволить. Через несколько дней они уже жили вместе. Он позвонил мне и робко сообщил, что нашел подругу.
Уже почти год, как Аньезе пала жертвой жесточайшего Альцгеймера; дочь забрала ее к себе домой, где она может контролировать его обострения. Роландо навещает ее каждый день, и они говорят о старых добрых временах, когда были маленькими, вспоминают, как и чем они вместе занимались, хотя на самом деле они не были даже знакомы.
Сегодня я иду его навестить, хочу устроить ему сюрприз. Вместе с Алессандрой мы купим чего-нибудь сладкого в кондитерской «Де Серви» и появимся на пороге, включив песенку Happy birthday на мобильном.
Мама тем временем находится под неусыпной охраной в больнице Кастельнуово и крепко спит, получив порцию успокоительного.
Жизнь иногда представляет собой хаос. Флоренция кажется мне такой далекой, со всеми ее иерархическими лестницами, со всеми человеческими болячками, которыми кишат ее тротуары. Здесь же передо мной Прато-Фьорито; я снова фотографировала его вчера на рассвете. Солнце, поднимаясь, разливало в небе свою ауру – светящуюся дугу розовато-оранжевого цвета; и я это видела, у меня есть документальное подтверждение.
Есть одна очень хорошо раскупаемая у нас книга Кацусики Хокусая, «Тридцать шесть видов Фудзи», впервые вышедшая в начале девятнадцатого века. На составляющих ее гравюрах священная гора изображается из разных точек и в разное время года. Чтобы узнать мир и получить жизненный опыт, вовсе не обязательно отправляться в дальние странствия: ты можешь оставаться на том же самом месте и природа будет ежесекундно менять для тебя декорации, она познакомит тебя с неисчерпаемым архивом своих красот. И что касается Прато-Фьорито, то я уверена, что у меня найдется, если брать школьные рисунки, пленочные и цифровые фотографии, больше, чем тридцать шесть изображений. Мы здесь можем любить друг друга, расставаться, плакать или радоваться, а он всегда рядом и всегда будет рядом. Он меняется, но остается неизменным. И я не могу без него обойтись. Я стою здесь перед ним, и я счастлива, невероятно счастлива. С днем рождения, папа.
* * *
Сегодняшние заказы: «Мой дикий сад» Меира Шалева, «Домашняя симфония» Тины Гвидуччи, «Семейная жизнь» Бернара Кирини, «Не-мама» Сузанны Тартаро, «Смородина и розы» Энрики Борги и Кристины Амодео.
28 мая
Как же меня нервирует, когда я вижу упущенные возможности. Я выбираю для нашего книжного книгу, которая, как мне представляется, будет хорошо продаваться – «Знаменитые кошки и их люди» Хайке Райнеке и Андреаса Шлипера. Шикарная тема, шикарная обложка, где на зеленом фоне к нам спиной стоит Фрида Кало, держа на руках кошку, выглядывающую у нее из-за плеча. И вот я открываю книгу, ищу Маргерит Юрсенар, ищу Виславу Шимборскую – и ничего. Продолжаю недоверчиво листать: Хемингуэй, Деррида, Чендлер, Мураками, Бодлер, Черчилль и так далее. Тридцать две главы, из которых только пять посвящены женщинам. Знаменитые владельцы кошек выигрывают у знаменитых владелиц со счетом 27:5. Судьи недостаточно осведомлены. Это книга, которую мне хочется вернуть поставщику. Мы считаем, что живем в мире равных возможностей, но это не так. Всего два года назад, вместе с Пьерпаоло, мы предложили двум очень уважаемым людям – оба они университетские профессоры, пользующиеся почетом и любовью студентов, – прочитать десять лекций, посвященных десяти выдающимся людям двадцатого века в области итальянской литературы и в области европейской философии. Поступило два предложения с планами лекций, и в обоих из десяти человек десять оказались мужчинами. Никто не вспомнил ни о Ханне Арендт, ни о Симоне Вейль, ни о Марии Самбрано, ни об Эльзе Моранте, ни о Наталии Гинзбург, ни об Анне Марии Ортезе. Что вызывало наибольшую озабоченность, так это то, что эти предложения исходили от двух ученых, явно не считавшихся консерваторами. А значит, люди автоматически, не отдавая себе в этом отчета, продолжают мыслить в духе мужского шовинизма – вот что самое главное. Они должны приложить мысленные усилия, иначе сами по себе, спонтанно, женщины не приходят им на ум. Им требуется предельно сосредоточиться.
Я сейчас читаю одну очень поучительную книгу Ребекки Солнит «Воспоминания о моем небытии». Небытие – ключевое слово, чтобы проникнуть в вопросы пола. Мы вышли из небытия, и туда же нас увлекает руководство невидимых судей. Говорить о невидимом сегодня представляется парадоксальным, но это не так. Судей этого матча – товарищеского для нас, но не для них – можно встретить повсюду: в семье, среди друзей, в наших любимых фильмах, любимых песнях, в обожаемых в детстве мультиках.
Но давайте не опускать рук, давайте снова каждый раз начинать все заново, хотя бы читая самое чудесное из когда-либо написанных стихотворений, где героем выступает кот. Эти стихи написала женщина, и эта женщина даже получила Нобелевскую премию. А еще она родилась 2 июля – в тот же день, что и я.
Умереть – так с котом нельзя.
Ибо что же кот будет делать в пустой квартире.
Лезть на стену.
Отираться среди мебели.
Ничего как бы не изменилось,
Но все как будто подменили.
Ничего как бы не сдвинуто с места,
Но все не на месте.
И вечерами лампа уж не светит.
На лестнице слышны шаги, но не те.
Рука, что клала рыбу на тарелку,
Тоже не та, другая.
Что-то тут не начинается
В свою обычную пору[94].
Что-то тут не происходит как должно.
Кто-то тут был и был, а потом вдруг исчез, и нет его и нет.
Обследованы все шкафы.
Облазаны все полки.
Заглянуто под ковер.
Даже вопреки запрету
Разбросаны бумаги.
Что тут еще можно сделать?
Только спать и ждать.
Но пусть он только вернется,
Пусть только покажется.
Уж тут-то он узнает,
Что так с котом нельзя.
Надо пойти в его сторону,
Будто совсем не хочется,
Потихонечку,
На очень обиженных лапах.
И никаких там прыжков,
Мяуканий поначалу[95].
* * *
Сегодняшние заказы: «Мясо. Eating Animals» Джонатана Сафрана Фоера, «Девушка, женщина, иная» Бернадин Эваристо, «Служанки» Дзюнъитиро Танидзаки, «Быть единственным черным в комнате» Надиши Уянгоды, «Что представляет трудность для девушек» Россаны Кампо, «Эми и Исабель» Элизабет Страут, «Осенью» Луки Риччи.
29 мая
Пиа Пера не любила розы: они слишком пышные, слишком великолепные. Дорогая Пиа, твоя книга «Против сада» – это моя Библия, но здесь я не могу с тобой согласиться. Я совершенно околдована красотой рождающихся роз, как и пионов. Меня приводит в восхищение мысль о том, что они расцвели, потому что мое рвение и моя преданность помогли им появиться на свет.
Есть одна книга израильского писателя Меира Шалева – «Мой дикий сад», в ней автор рассказывает, как он ползал на четвереньках, обрезая ветки, копая, пропалывая от сорняков сад, ради которого в какой-то момент начал жить. Когда высыхает сено и погибает луг, то он не пугается, потому что знает, что в том саду «находят воплощение великие истории смерти и воскресения других живших здесь народов: финикийцев, шумеров, египтян и греков»[96]. Истории, опирающиеся на договоренность о любви с природой, лежащую в основе античной культуры. Когда я в саду, то не отвечаю на телефонные звонки и сообщения, я теряю связь с настоящим. Я дышу.
Я начала читать «Йогу» Эмманюэля Каррера. Он рассказывает нам о своей
