— О, чтоб тебя, Комин Коннолли, только я ее укачал!

— Вот это дело! Чтобы взрослый человек додумался качать бедняжку, когда у самого голос, как у неоперившегося птенца. Да она и не думает спать, просто закачал ты ее до бесчувствия. Ну, как поживает моя маленькая Нуала? — поинтересовался Комин, и ребенок поднял пухлую ручку, вцепился в его палец, загугукал и окончательно проснулся.

— Здравствуй, Мико, — сказал отец семейства, рыжеволосый молодой человек с веселыми глазами, чем-то напоминавший Мико Питера. Был он хоть и худой, но, по-видимому, крепкий и ловкий. — Мэри испекла тут к вашему приходу пирог, так что, когда вы вернетесь с пескороями, мы сможем немного подзакусить.

— Вот хорошо-то, — сказал Мико, глядя на Мэйв, которая стояла посреди кухни и смотрела каким-то, как показалось Мико, странным взглядом на громоздкую фигуру Комина, склонившегося над ребенком.

Сегодня она не такая, как всегда. На ней была красная вязаная кофточка и легкая развевающаяся юбка, а на ногах красовались туфельки на высоких каблуках. От этого да еще от того, что она перехватила сзади красной лентой волосы, убрав их от лица, она выглядела совсем по-новому. «Она вся прямо так и сияет, точно на свиданье с королем собралась», — решил Мико. И она была ужасно хорошенькая.

— Надо ж! Казалось бы, каждый человек в своем уме решил бы, что Комину давно уж дети понадоели, у них своих полон дом, — сказала Мэри.

— Да что с такого дурня возьмешь? — сказала Мэйв. — Ты только посмотри на него.

Но Комин не обратил на это ни малейшего внимания и продолжал возиться с ребенком.

— А вы пойдете с нами за пескороями, Падар? — спросил Мико.

— Нет, куда там, — ответил тот, поднимаясь с койки, подошел к окну, взял с подоконника большую коричневую трубку и принялся чистить ее ножом. — Кончились мои золотые деньки. Не далее как год назад сходил я с одной девушкой при луне за пескороями, и посмотри, чем все это кончилось. — Он трубкой указал на ребенка.

— Поговори у меня, трепло ты этакое, — сказала жена и швырнула в него горстью муки, засыпав ему все лицо.

Он неторопливо отряхнулся, и глаза его улыбались, когда он смотрел на нее. Мико сидел поодаль, у кухонного шкафчика, и наблюдал за ними. «Вот счастливая пара», — решил он. Мэри Каванаг была маленькая и стройная, с пушистыми кудрявыми волосами. Подбородок у нее был, пожалуй, длинноват и нос тоже, но только это ее ничуть не портило. Глаза у нее были голубые и почти всегда смеялись, и даже слепой увидел бы, что они без ума друг от друга.

— Если мы вообще собираемся идти, — сказала Мэйв с подчеркнутой вежливостью, — не кажется ли вам, что лучше отправиться сейчас? Да и мистеру Коннолли следовало бы оставить ребенка в покое и дать ему уснуть.

— Да уж, — сказал Падар, — если он так любит возиться с детьми, так пусть своего заводит.

— Дело за матерью, — сказал Комин, — ты забрал себе единственную, которая меня устраивала.

— Скажите, какие комплименты! — засмеялась Мэри.

— Разве может со мной равняться какой-то Коннолли? — сказал Падар. — Будь он сильнее Финна Мак Куда — передо мной он ничто.

— О Господи, неужели отец уже успел и тебе наговорить?

— Да, уж можешь быть спокоен, — сказал со смехом Падар. — Когда мы все умрем, слава твоя, Комин, затмит самих фэнианов. Помни мое слово — о тебе будут ходить легенды, как о знаменитом Комине, который в ярости бросился кусать землю и отгрыз небольшой кусочек — отмель Ома так получилась.

— Ну, пошли за пескороями, — сказал Комин, взяв Мэйв под руку и ведя ее к дверям. — Идем, Мико, и, если к нашему приходу нам не приготовят чаю и чего-нибудь поесть, мы им скажем все, что мы о них думаем.

Они снова вышли в чудесную ночь, а вдогонку несся смех Падара.

Мэйв взяла Мико под руку. Это было приятно. Она была так близко, что он ощущал теплоту ее тела. Ее рука огнем жгла ему руку. Он ступал очень осторожно.

— А Мико-то уезжает от нас, Комин, — сказала она.

— Да, — ответил Комин, — а жаль! Только он привык к нам и работать подучился…

— А ты будешь скучать без нас, Мико? — поинтересовалась она.

— Боюсь, что да.

— И нам без тебя будет скучно, — сказала она и крепче сжала его руку. — А может, ты еще когда-нибудь вернешься к нам?

— Трудно это, — сказал Мико. — Когда я приеду домой, мне придется работать. Надо будет помогать отцу на лодке. Мой дед — рыбак, каких мало, да стареет он. Боюсь, что он уже не тот, что прежде, так что я им еще пригожусь. Прямо не знаю, смогу ли еще когда-нибудь приехать к вам.

— Приедешь, — сказала она уверенно. — Если уж Бог свел хороших людей, то не для того, чтобы они навек расстались. Правда, Комин?

— Звучит разумно, — сказал Комин.

— Ну вот, не будем грустить о том, что Мико уезжает, а давайте ловить пескороев, и гулять, и веселиться, чтобы потом долго помнить эту ночь. Так, что, когда бы нам ни довелось встретиться снова, мы могли бы сказать: а помнишь ту ночь, когда мы ловили при луне пескороев на отмели Ома?.. Смотрите! — повелительно сказала она и остановилась там, где начинался песчаный берег. Свободной рукой она притянула к себе Комина. Они стояли все вместе и смотрели.

С отмели до них доносились голоса и беспечный смех, и можно было различить согнутые фигуры людей, рывшихся в песке, а в стороне, не замечая того, что луна светит прямо на них, прижавшись друг к другу, стояли парень и девушка и на виду у всех обнимались. Они были похожи на силуэт, вырезанный из черной бумаги. Можно было различить кепку на его склоненной голове и ее растрепанную прическу.

Мэйв вздохнула. У Мико отчаянно заколотилось сердце.

— Здорово же они ловят пескороев, — заметил Комин скептически. — Ну пошли! — и прыгнул вниз на мягкий песок. — Тащи ведро и лопату, Мико! Начнем!