Некоторые из его высказываний засели у меня в голове. Действительно, в жизни важна ее насыщенность, и только. И мне запомнились его слова о том, как важно просто смотреть. Как-то раз один мой университетский приятель с беспокойством спросил, что полагается делать человеку, стоя перед картиной. Думаю, это многих ставит в тупик. Я понял тогда и понимаю сейчас, что мне трудно дать ответ. Некоторые люди не испытывают удовольствия от созерцания произведений искусства – так же как другие не получают удовольствия от музыки… ний искусства – так же как другие не получают удовольствия от музыки. Но если тебе открыты «ритм очертаний», чувственность геометрии, цвета и текстуры и другие визуальные наслаждения – это, как сказал Картье-Брессон, огромное удовольствие, и ты хочешь испытывать его вновь и вновь, и это, хотя трудно объяснить почему, кажется исполненным смысла.

15. Эллсворт Келли: пища для глаз

Находясь высоко в небе над Атлантикой, я всё вокруг представлял как работы Эллсворта Келли. Белая кривая самолетного крыла, скругленный угол иллюминатора на фоне неба; всё, что окружало меня, связывалось с элегантной экономностью его абстракций. Так часто воздействуют большие художники. Когда вы погружаетесь в их творчество, весь мир для вас начинает выглядеть по-другому. А картины Эллсворта Келли запоминались своей выразительной простотой – иногда это было одно-единственное полотно на стене, закрашенное беспримесным чистым пигментом, но его работы не кажутся примитивными или пустыми: напротив, они полны пространства и света.

Приглашение встретиться с Келли пришло в последнюю минуту. У Келли летом 1997 года была намечена большая выставка в галерее Тейт, которая тогда еще не разделилась на два музея – Тейт-Британия и Тейт-Модерн. Журнал Modern Painters, для которого я регулярно писал, за несколько месяцев до открытия выставки отправил ему запрос на интервью. Но никакого конкретного ответа долго не приходило, пока вдруг из его студии не сообщили, что Келли будет через три дня в некоем ресторане на Мэдисон-авеню ровно в час дня. Я упаковал чемодан, купил билет на самолет и отправился в путь.

ЗАЛ ВЫСТАВКИ ЭЛЛСВОРТА КЕЛЛИ

КАРТИНЫ И ГРАВЮРЫ

Музей искусств округа Лос-Анджелес

2012

Ресторан Е.А.Т. на Мэдисон-авеню не был ни дорогим, ни эксклюзивным. Там не требовалось заранее бронировать столик, что было отчасти преимуществом, отчасти неудобством: не предполагалось, что нас подведут к одному столику и тем самым автоматически друг другу представят. А как же тогда я смог бы узнать Эллсворта Кэлли, если судить о его внешности позволяли мне лишь несколько маленьких черно-белых фотографий в каталоге предыдущей выставки, причем самая четкая из них была сделана около пятидесяти лет назад, в далеком 1948 году?

Как обычно в таких случаях, я приехал на место сильно загодя, нашел свободный столик и стал ждать, нервно вглядываясь во всех гостей ресторана, приблизительно подходящих по возрасту. Келли, насколько я знал, было хорошо за семьдесят. К счастью, он сам каким-то образом узнал меня и внезапно подошел, быстрый и энергичный, со словами: «Мартин, это вы?»

Он сел, заказал бутерброд с белорыбицей и пиво, похвалил здешнюю еду – она была такой, как всё, что он любит: простой, честной, без излишеств, – и объяснил, почему выбрал для встречи это место: на его взгляд, сюда мне было удобнее добраться, чем до его мастерской в северном пригороде Нью-Йорка. К моему облегчению, почти сразу стало ясно, что наш разговор пойдет легко.

Вскоре мы заговорили о Пите Мондриане, который окончил свои дни неподалеку отсюда, в доме 15 на Восточной 59-й улице. Я поделился с Келли историей о том, как Бен Николсон показывал великому голландскому абстракционисту свою мастерскую в Хемпстеде, которая была почти такой же пустой и геометрически четкой, как студия самого Мондриана. Осмотрев ее, Мондриан показал на дерево за окном и заметил: «Слишком много природы».

У Келли нашлась в ответ история не хуже: про Жоржа Вантонгерло, с которым он познакомился в послевоенном Париже; как и Мондриан, тот участвовал в движении «Де Стейл».

– Однажды я встретил его и сказал, что собираюсь пожить за городом. Вантонгерло ответил: «Да-да, за городом… Я там однажды был».

Напротив, самому Келли было куда легче находиться в пригороде, чем в городе.

– Когда я приезжаю в Нью-Йорк, – жаловался он, – я не знаю, на что смотреть, всё и везде неистово требует моего взгляда, это уже перегрузка. Только когда я на природе, даже если снаружи буря и всё в движении, я ощущаю какую-то стабильность формы.

Птицы меня завораживают, – продолжил он. – Мне нравится их цвет и то, что они летают. Их окрас – это почти случайность – например, красно-черные пиранги, когда видишь такую птичку, можно с ума сойти от ее цветов.

Я рассказал ему о своем полете, во время которого я то с головой погружался в толстенный альбом к его выставке в Музее Гуггенхайма, то смотрел в иллюминатор на крыло, разрезающее небо. Этот вид казался мне похожим на работы Келли из альбома у меня на коленях, такие как, например, Темно-синяя кривая (1995), на которой была изображена фигура в форме покатого раскрытого веера. Как и большая часть его поздних работ, эта его картина была похожа и на очень плоскую скульптуру: точно очерченная область чистого, тщательно подобранного цвета, полотно без рамы на белой стене. (Келли также создавал скульптуры, похожие на картины, которые сбежали со стен и сами по себе стоят на полу.)

Мне кажется, Келли из тех художников, которым сложно найти конкретное место в истории искусства. Он американский оригинал-индивидуалист, чьи работы отличаются абсолютной чистотой стиля, как мебель шейкеров[10] или наконечник стрелы индейцев навахо. Его стиль нельзя отнести к абстрактной живописи жестких контуров или к минималистскому движению шестидесятых.

Он был одиночкой, изначально не вступал ни в какие группы.

– Когда я был очень молод, – поделился воспоминанием Келли, – я почувствовал, что большая часть картин, на которые я смотрю, – это очень личное. Художник словно говорит: «Я хочу нарисовать это, именно этого я хочу». Но я сказал себе: я не знаю, чего я хочу прямо сейчас. Но я точно знаю, что многое я не хочу делать. Я не хочу писать портреты. Я не хочу рисовать пейзажи. Я даже не хочу рисовать абстракций. Но я чувствовал, что картину можно сделать из чего угодно.

ЭЛЛСВОРТ КЕЛЛИ

ШИПОВНИК

1961

Через несколько месяцев после этого интервью