чем с протестом, полностью отдалась фараону, приняла его в себя – продолжения я не видел, потому что выскользнул из спальни. Я вынужден был признать, что не был свидетелем насилия. Неферу пробудила прилив страсти фараона, и она приняла его.

– Почему ты не вышла замуж, Неферу?

Мы миновали перголу, затенявшую ее павильон. Безоблачное небо приглашало нас обойти дворцовые сады. На Неферу было узкое облегающее платье белого льна, оно прелестно обнимало низ ее живота; сегодня она была непривычно спокойна, что придало мне смелости и побудило задать вертевшиеся на языке вопросы.

– Мне, замуж? – возразила она. – Фараон не принимал такого решения.

Я притворно удивился:

– В Египте женщины выбирают, за кого им выйти и когда.

– В Египте, но не у владык Египта, – поправила она. – Наша семья живет по своим законам.

Мы прошли несколько охраняемых постов. Неферу хотела показать мне Кап, Дом царских детей, где она и ее брат Сузер когда-то воспитывались. Светлое и чистое главное здание встретило нас просторным вестибюлем и центральным залом, обнесенным небольшими изящными колоннами с цветочными капителями; из зала расходились двери в меньшие помещения. Она с улыбкой указала мне на троих мужчин в возрасте, которые вели беседу.

– А вот и мои няньки.

Я уставился на этих солидных вооруженных молодцов с несомненными признаками принадлежности к мужскому полу. Ее позабавила моя реакция.

– Именно так! Эти отставные военачальники присматривают за малолетними царскими детьми.

Я мельком увидел класс, в котором два десятка девочек и мальчиков занимались письмом.

– Неужели у фараона столько отпрысков?

– Вовсе не так. Эту школу посещают и дети из благородных семей. А еще некоторые наследники иноземных властителей. Фараон решает, кого принять в Кап.

– Сколько у него жен?

Мой вопрос смутил ее. По лицу пробежала судорога. Взгляд остановился.

– Не знаю точно. Двадцать, тридцать.

– Ты с ними не встречаешься?

– Вижу их на празднествах. Некоторые очень красивы. Особенно нубийская царевна. У каждой из них своя вооруженная охрана, свои компаньонки, своя упряжка, свои слуги. Я быстро утомляюсь в этой толпе. С тех пор как отошла в лучший мир моя мать, Великая Супруга, я больше там не живу и не люблю туда возвращаться. Фараон сделал мне роскошный подарок, отвел отдельный павильон.

– Когда Великая Супруга умерла?

– Мне было двенадцать лет. После этого фараон отселил нас, меня и Сузера, каждого в отдельный флигель.

Она вздрогнула и умолкла. Я пробудил в ней острые воспоминания, возможно, то время, когда она после смерти матери сделалась любовницей отца. Мы продолжили путь молча и, не сговариваясь, подошли к Дому жен.

Гарем представлял собой дворец внутри дворца. Вереница его построек соединялась веселыми двориками, напоенными запахом цветов. По коридорам и проходам сновали представители обоего пола, поскольку прислуга оставалась мужской. Группа прислужников с интендантом во главе пересекла галерею перед нами: в отличие от евнухов, знакомых мне по гарему в Бавеле, эти не были оскоплены. Что до множества жен и фавориток, они беспечно разгуливали, увешанные дорогими украшениями. Я заметил и полногрудую нубийскую царевну, о которой говорила Неферу: гордая посадка головы, грациозное черное тело с золотым отливом.

Сравнивая этих красоток с Неферу, я лучше понял то легкое беспокойство, которое испытывал, глядя на нее: дочери фараона не хватало вкуса. Она наряжалась согласно принятым нормам обольщения, тем более что располагала необходимыми средствами, но какие-то штрихи выдавали небрежность: подводка глаз была непомерной, перламутровая пудра удлиняла нос, отягченные жемчугом платья были испорчены лишними складками, объемные парики наподобие лошадиной гривы были несоразмерны ее личику. Несмотря на юный возраст, высокое положение и отвагу, в Неферу проглядывала девочка, которая наспех переоделась в женское платье. Меня трогала безвкусица ее облика.

Мы уединились под сенью розария, в тихом уголке, защищавшем нас от безжалостного полуденного зноя. Над гроздьями цветов вились голуби. Я снова стал допытываться у Неферу:

– Как ты думаешь, почему фараон до сих пор не подыскал тебе мужа?

Она повернулась ко мне и проговорила голосом, каким произносят очевидные вещи:

– Потому что он бережет меня для себя. Придет день, когда я стану его женой.

Сбитый с толку сложностями в укладе царской семьи, я снова обратился к своему расследованию.

Итак, Дерек не скрывался под личиной фараона. Наблюдая за Мери-Узер-Ра, я увидел заурядного человека, повторявшего расхожие суждения, лишенные какой бы то ни было новизны: суть его беседы составляли щедрые россыпи общих мест. В его речах могло прозвучать что-то дельное, подсказанное советниками, посланниками или писцами, имевшими к его мозгам прямой доступ. Не фараон создал систему, позволявшую ему царствовать, а система создала его. Даже если он воображал, что принимает решение, он просто уступал нажиму тех или иных рычагов. Как и его предшественники, он блюл единство двух царств, Нижнего Египта и Верхнего Египта, обеспечивал безопасность торговых путей, время от времени ходил войной на сопредельные страны, дабы приумножить число невольников для грандиозных строительных работ, а когда удавалось уклониться от боя, он брал в жены местную царевну. Строительное буйство также входило в круг его обязанностей; коль скоро ему предстояло высечь свое имя в камне, Мери-Узер-Ра вкладывал свои богатства в возведение усыпальницы – пирамиды, которая призвана долгие тысячелетия свидетельствовать о величии фараона. Что из распоряжений и запретов фараона исходило действительно от него? Спесь удерживала его от этого вопроса. Он не отдавал себе отчета в том, что опутан множеством условностей, и считал себя исключительным, независимым властителем. Блаженная человеческая природа: самовлюбленное упоение затуманивает реальность. Дабы человек полагал себя сильным, будучи лишь наемником силы, находчивый ум изобрел нарциссизм, затемняющий очевидность, и манию величия, маскирующую подчиненность.

Но кто же обладает истинной властью за спиной Мери-Узер-Ра? Мои исследования привели меня к трем именам: прежде всего визирь Ипи, теневой министр фараона, его мозговой центр; затем Имхотеп, первый богач страны и Хранитель Тайн, возглавлявший строительство Дома Вечности; и наконец, находящийся в Фивах наместник Дуамутеф (некоторые видели в нем вечного соперника Мери-Узер-Ра).

Я сразу отбросил гипотезу о визире. Однажды мне довелось сопровождать Неферу во время праздника по случаю приема арабских посланников, и я успел разглядеть Ипи. Высокий, сухопарый, холодный и желчный, он не имел ни малейшего сходства с Дереком. Но я весь вечер поглядывал в его сторону, дабы понять, как эта желтолицая жердь взгромоздилась на вершину государства. Говорили, будто он ненавидит показываться на публике, что придавало ему ореол скромности, однако он просто питал к людям отвращение. Его быстрый ум улавливал с нескольких слов мысль собеседника, в глазах появлялась скука, а его рот договаривал их фразы быстрее. Он считал