лицо, тем более что оно было совсем крохотным. Однако она рассмотрела зияющую пасть, в которой поблескивали зубы, множество мелких зубов, а потом челюсти вдруг раскрылись еще шире, как бы зевая. Голова словно развалилась на две половины и вдруг проглотила сама себя, следующий конвульсивный глоток — и в пасти исчезло приземистое тело. Вой резко оборвался, будто существо взорвалось, а в кроватке с плачем проснулся Бенджамин. Как только он захныкал, Дорин через всю пустую комнату бросилась и прижала мальчика к себе.

— С днем рождения, мой родной, — шепнула она.

Перевод: Е. Мигунова

Кошмар

Ramsey Campbell, «Nightmare», 2015

Покинув гостиницу, они проехали всего пару миль, когда Лоуренс сказал:

— Есть еще одно местечко, куда я, бывало, ходил.

— «Пристанище странников», — прочитала Вайолет на дорожном знаке на обочине автострады. — Какое местечко, Лоуренс?

— Оттуда открывается вид на всю долину. Я мог бы его показать, если хочешь.

— А туда далеко ехать? — Она сразу пожалела о том, что в ее голосе явственно слышалось отсутствие энтузиазма. — Конечно, давай съездим туда, если это место важно для тебя.

— Только если тебе тоже будет интересно. Может быть, нам удастся все-таки привнести немного волшебства в эти выходные.

— Я думала, тебе тут нравилось.

— А я считаю, что мы могли бы провести их и лучше, если бы не эта толпа.

А ведь Вайолет считала, что Лоуренс разделяет ее ироничное отношение к происшедшему. Похоже, он просто скрывал свои чувства, чтобы не расстраивать ее. В гостинице, которая запомнилась ему в детские годы, теперь отдыхала целая толпа каких-то стариков. Они заполонили это место, точно замедляя в нем течение времени, подстраивая его под свою скорость, отчего в коридорах с выцветшими обоями пахло затхлостью и слышались их шаркающие шаги и натужное дыхание. Лоуренс хотел вспомнить здесь детство и поделиться этими воспоминаниями с Вайолет, но вместо этого они столкнулись с образом того, что ждет их в будущем. Днем они отправлялись на прогулку в холмы, но гостиница стояла в глуши, и вечером сбежать было некуда, поэтому они оказались в ловушке: приходилось либо мириться с караоке в баре, либо сидеть в битком набитой комнате отдыха и лицемерно посмеиваться, глядя по телевизору невероятно старые комедии, — их соседи по гостинице пристально следили, присоединяется ли эта пара к всеобщему веселью.

— Малыш… — передразнивая их, повторил Лоуренс, будто это слово подводило итог всех их мытарств.

— А я и не знала, что тебе не нравится, когда тебя так называют, — улыбнулась Вайолет. В конце концов, некоторые старики и ее называли малышкой. — Надеюсь, ты хотя бы мой малыш.

— Мне не нравится, когда со мной говорят снисходительным тоном. Староват я уже для этого.

Он жаловался или хвастался? С тех пор как они оба вышли на пенсию, Лоуренс, казалось, почувствовал неуверенность в себе и, чтобы компенсировать это, стал вести себя агрессивнее. Словно строгость, с которой он относился к студентам, была чем-то вроде брони, скрывавшей его ранимость. Вайолет полагала, что теперь, когда они оба уже не тратят время на чтение лекций, они смогут по-настоящему сблизиться. Нельзя замыкаться в себе — особенно, если это приведет к чувству отчужденности друг от друга. Включив поворотник, она свернула с шоссе.

— Давай полюбуемся тем твоим видом, — сказала она.

Январское солнце спряталось за огромным косматым облаком, и в его холодном свете чернели обнажившиеся останки былого пейзажа. Дорога вилась среди голых полей, с двух сторон от нее темной громадой нависали живые изгороди, ощетинившиеся шипами. Иногда в переплетении ветвей Вайолет замечала птицу-другую — а может, то метались от ветки к ветке жухлые листья, подхваченные холодным ветром, задувавшим и в машину. Когда дорога обогнула последнее поле, Лоуренс подался вперед.

— Что это там, впереди? Этого не должно здесь быть.

Конец дороги перекрывал ряд широких бунгало, а перед дачным поселком что-то зеленело — должно быть, лужайка, разделенная этой же дорогой. Когда живые изгороди остались позади, Вайолет увидела, что бунгало тянулись в обе стороны, сколько хватало взгляда.

— Наверное, тот замечательный вид понравился не только тебе, — предположила она.

— Тогда они не должны мешать и другим наслаждаться им.

— Хочешь, вернемся?

— Я хочу, чтобы тут все было, как прежде. Давай попробуем объехать поселок, ладно? Может быть, та тропинка еще сохранилась.

— В какую сторону ехать, Лоуренс?

— Попробуем пробраться там, где проезд не запрещен. — Он неопределенно махнул рукой в сторону домиков. — Я тебе скажу, если запримечу знакомые места.

На дорожном знаке, высившемся на широких бетонных подпорках при въезде в поселок, виднелась надпись «Луговой проспект». По крайней мере Вайолет сочла, что дорога называется именно так: плакат с объявлением о пропавшей собаке закрывал первое слово почти полностью. Другой такой же плакат чуть отклеился и трепетал на ветру на указателе у развилки в нескольких десятках ярдов дальше — насколько Вайолет могла судить, там было написано: «К скалам».

— Да, сворачивай туда! — воскликнул Лоуренс, прежде чем она успела спросить.

Слева и справа от дороги тянулись все те же продолговатые бунгало из светлого кирпича, похожие, точно близнецы. Никаких скал тут и в помине не было. Вайолет уже в третий раз сворачивала за угол очередного дома — причем ехала со скоростью, которую даже она сочла бы весьма и весьма умеренной, — когда одна из машин, припаркованных на стоянке между бунгало, серебристый «ягуар», вылетела на дорогу. Женщина нажала на тормоза, Лоуренс, охнув, всплеснул руками, а водитель «ягуара» опустил стекло, остановив машину посреди улицы.

На голове у него виднелись залысины, каштановые волосы испещряла седина, и они казались тусклыми, как на старой фотографии. У глаз пролегла сетка морщин, две складки у рта подчеркивали тонкость губ. Он явно намеревался что-то им сказать — правда, особых усилий для этого прилагать не собирался. Вайолет опустила стекло и зябко поежилась на холодном ветру.

— Простите, что вы сказали?

— Я спросил, не Ловец ли вас сюда привел.

— Пловец? Какой еще пловец? — Вайолет смутно припоминала что-то о каком-то пловце. — Нет, я так не думаю.

— Я совершенно отчетливо сказал «Ловец». — Мужчина нахмурился, словно она вдруг начала докучать ему, а он не соглашался на подобное. — Вы потерялись.

Если он намеревался задать вопрос, то почему-то не озаботился интонацией, и эта его фраза прозвучала как обвинение. Лоуренс тоже опустил стекло, видимо, собираясь расспросить мужчину, как же им проехать, но тот вдруг произнес:

— Может быть, скажете, к кому вы сюда приехали?

— Ни к кому. Мой муж хотел повидать места, где бывал в детстве.

— Я вас не