Шрифт:
Закладка:
Таким образом, по Шпенглеру, вынесенное в эпиграф изречение короля Лотаря следует понимать буквально. Не только время внутри каждой культуры течет, но и «времена меняются», т. е. у греков было одно время, у магической (арабской) культуры – другое, а у людей культуры западной – третье.
Впрочем, это все в прошлом. Однако книга Шпенглера написана ради будущего. Ее пафос – в том, чтобы предупредить и подсказать тем, от кого что-то зависит, что́ можно и нужно делать, чтобы избежать катастроф и продлить покойную старость западного мира. Тем не менее катастрофа наступила – как Вторая мировая война (на Первую Шпенглер при всем желании повлиять не мог: она началась как раз тогда, когда он уже работал над книгой). Ради чего велась война? Российская империя распалась сама, без войны, а побежденные в войне Германия и Япония так и продолжают оставаться самыми могущественными державами в мире, уступая только США.
Это что касается Запада. Теперь о России. Для тех, кто впервые приступает к чтению книги, скажем, что в книге Шпенглера она занимает особое место, как единственный ландшафт, на котором в 3-м тысячелетии готова появиться новая культура. Впрочем, это зависит от того, сможем ли мы вырваться из душащих объятий псевдоморфоза[1078].
Что это означает для нас? Попытаемся рассуждать по-шпенглеровски. Затруднение в том, что заранее определить, какую именно задачу предстоит решить культуре, весьма непросто.
Итак, с чего, по Шпенглеру, начинается всякая культура? С нового понятия пространства, времени, числа и души. Начнем с пространства. Для античности такого понятия не существовало, в арабской культуре оно представляет собой мировую пещеру, в фаустовской – это бесконечность межзвездных далей[1079]. Что же остается на нашу долю? Очевидно, только внутреннее пространство, а именно пространство души, которое – также парадоксальным образом – должно оказаться в конце тождественным с пространством внешним.
Если говорить о времени, оно у нас также должно быть иным. Что же может в нем принципиально измениться? Вероятно, необратимость. Действительно, время душевного или духовного пространства, несомненно, должно быть произвольно регулируемо и, вероятно, обратимо.
Мои познания в математике донельзя скудны, так что могу только вообразить, что если античная математика описывала материальные тела, арабская алгебра внесла сюда определенный динамизм, фаустовская же математика научилась описывать поля и сложнейшие процессы, а также моделировать n-мерные пространства, то будущей русской математике суждено описывать пространство душевное. Как это будет сделано – не могу знать, да и если бы это можно было сказать заранее, не было бы нужды в том, что будет делаться дальше.
Что касается самой души, то, поскольку мы в нее погрузимся и, можно даже сказать, уйдем, представления о ней должны получиться самые конкретные и, надо полагать, адекватные. То есть какая душа есть, такой и будем ее видеть: четырехчленной – так четырехчленной, с чакрами – так с чакрами.
Теперь что касается людей, которые будут эту культуру создавать и питать своей кровью[1080]. Когда Шпенглер писал свою книгу, русское[1081] крестьянство еще было живо, так что вполне можно было рассчитывать на традиционный путь развития культуры: из землеробов выделятся аристократия и духовенство – и дальше как по писаному. Но подошел бы такой путь для решения намеченных задач? Пожалуй, нет: поскольку задачи новые, повышенной, так сказать, духовности, то и люди для их решения должны быть с более высокими стартовыми условиями. Вот для того, должно быть, и уничтожил Сталин («сердце государя – в руке Божьей») крестьян.
Так что же мы имеем в России теперь? Практически необитаемый ландшафт между городами, питающимися нефтью и газом. И вот из этих-то людей, на этом «материале» и будет строиться новая культура. Ничего, Господь захочет – из камней воздвигнет детей Авраамовых. Здесь же как-никак люди. Более того, уже сейчас наблюдаются зачатки аристократических родов. Я говорю о мафии. Не следует удивляться: в самом деле, людей, промышлявших с кистенем на больших дорогах или надевавших «пояса верности» на жен, собираясь в дальний путь по богоугодным делам, вряд ли можно было счесть приличными, тем более «столпами общества»! И ничего, со временем и из них выросли Монморанси с Ланкастерами[1082].
Нашим будущим крестьянам[1083] предстоит пахать духовную ниву. За последние триста лет она необычайно умножилась и разрослась. В прошлые времена благодетельные пожары, нашествия и грабежи время от времени прорежали густые заросли. А теперь даже две мировые войны, при всей разрушительной мощи оружия, все же не смогли нанести культурному достоянию сколько-нибудь заметного ущерба. Так что здесь действительно образовались необозримые угодья. С теперешним же Интернетом они становятся доступными все в большей и большей мере[1084]. Должен найтись кто-то, кто возьмется возделывать эту пустыню, выпалывать сорняки, просвещать и нести слово Божье.
А люди для этого (те самые крестьяне) – они уже готовы или скоро будут готовы. Не замечали, что по улицам наших городов пошла новая порода людей? Особенно девушки – высокие, узкобедрые, тонкие и ломкие, как былинки[1085]. Такой вряд ли удастся родить больше одного ребенка. Но в этом нет ничего страшного, потому что детям этим придется жить в плотно заселенном пространстве, притом что в нем никогда не бывает тесно, потому что оно способно к бесконечному расширению. Да и другие сюда придут – всех примем.
Так пророк Шпенглер или лжепророк? Достаточно будет указать на два факта. Полагаю, ничто бы не привело его в такой восторг, как кредитная карточка (см., что пишет он о западных деньгах, например, в т. 2, на с. 1050, есть и много других мест[1086]). Порадовало бы его и осуществление прогноза насчет объединения Европы, которое, по его словам (т. 1, с. 191), «будет реализовано в XXI в. как экономический организм, усилиями деловых людей цезарева пошиба…»[1087].
Закончить хочу тем, что наверняка бы понравилось Шпенглеру. Именно, привести слова его любимого Гёте. Кажется, осуществлению именно этого завета великого старца посвятил Шпенглер свою жизнь:
Кто про три последних тыщи
Лет не приобрел понятья,
Будет темным, глупым, нищим
В повседневности объятьях[1088].
И надо сказать, Шпенглер немало продвинул нас к тому, чтобы завет
