Вчера он здорово поиздержался. За кольцо и серьги пришлось выложить круглую сумму. Ювелир, сославшись на историю камней и императрицу Жозефину, заломил сумасшедшую цену и ни за что не желал уступать.

— Мне рекомендовал вас его сиятельство граф Строганов, а вы торгуетесь, сродни мелкому лавочнику. Пройдет совсем немного времени и, поверьте, цена этих несравненных вещиц удвоится, — настаивал ювелир.

На самом деле истинная причина столь высокой цены заключалась в сумме, которую он выплатил Чарову. Она значительно превышала реальную стоимость камней. Ювелир пошел на это ради отношений с герцогом и будущих сделок с ним, уверенный, что те вскоре последуют. Когда же ему представилась возможность вернуть потраченное в лице свалившегося с неба англичанина, он проявил недюжинное упорство и изворотливость, и сбыл драгоценности втридорога. Если бы Кавендиш не распоряжался крупными суммами, отпускавшимися отныне ему лично на выявление и поддержку радикальной русской оппозиции, а также дружба со Строгановым, которой он весьма дорожил, он бы никогда не стал приобретать столь дорогих предметов. Выкупив сапфировый гарнитур, он решил разделить его, подумав подарить кольцо Лавровской.

— Спасибо и на этом, — нарочито скривился Палицын, пряча под пальто деньги. — Когда смотрины исполнителя будут устроены, я немедля извещу вас, — пообещал он на прощание.

После его ухода Кавендиш переоделся, принял горячую ванну и отправился спать, как слуга принес ему записку. Это было послание от Авдотьи, горячо благодарившей его за чудесный вечер и восхитительные подарки. «Пожалуй, настала пора начинать. Она сделает для меня все, что захочу, и станет достойной заменой Китти». Получив подробное письмо от лорда Эдварда о его беседе с Ротшильдом и передаче ему Лайонелом копии договора по Аляске, он узнал о двурушничестве Палицына, но не подал тому вида, поскольку рассчитывал получить через Кондратия Матвеевича выход на революционных нигилистов, способных ликвидировать царя.

— Сегодня утром пришел телеграф из Петербурга, — лорд Эдвард хотел было дотянуться до коробки с сигарами, но глядя на пасмурную физиономию отца, передумал. — Посол Бьюкенен сообщает, что Александр в понедельник выезжает в Париж.

— Наполеон таки добился своего и поднял русского медведя из его берлоги.

— Поездка могла вот-вот расстроиться, ввиду запоздавшего приглашения от французской стороны, отец. Этот идиот Талейран до последнего ждал одобрения своего императора и безрассудно тянул время. В дело пришлось вмешаться главе французского МИДа.

— Так или иначе, императорская чета скоро окажется на Всемирной выставке, — пожал плечами премьер-министр.

— Императрица остается в Петербурге и, кажется, собирается в путешествие по России.

— Едва ли Александр будет скучать в Париже, — саркастически хмыкнул граф Дерби.

— Идут толки о княжне Долгорукой. Юная леди должна скрасить его пребывание в Париже.

— Любвеобильность русского императора не знает меры, впрочем, она никак не затрагивает интересы Британии, — граф Дерби, наконец, улыбнулся.

— Кроме Бьюкенена мне телеграфировал Кавендиш, — с загадочной миной провозгласил лорд Эдвард.

— Что-то конкретное?

— На днях он встречается с оппозиционерами самого радикального толка. Среди них будут и те, кто замысливает… — запнулся, в поисках подходящего слова министр.

— Цареубийство, не так ли, сын мой?

— Кавендиш запрашивает инструкции на сей счет.

— Когда Александр вернется из Парижа, он получит их. Хотя, если эти люди настроены столь решительно, никаких инструкций не потребуется. Главное, конфиденциальность и еще раз, конфиденциальность, ну, и деньги, разумеется.

— Я отпустил ему средства из нашего секретного фонда, дорогой отец.

— Радикалы не должны знать, что он как-то связан с официальными британскими властями.

— Но его агент в русском МИДе об этом знает.

— Это другое дело. В противном случае он попросту не стал бы его агентом, — решительно отрезал граф Дерби, разжигая сигару. — Кстати, ты раз проговорился о некоей даме, выполнявшей, щекотливые поручения Кавендиша.

— К сожалению, она умерла, отец. Служа горничной у Горчакова, малышка Китти, как ее именовал наш друг Чарльз, умудрялась доставать ценнейшие сведения, копируя секретные бумаги из рабочего стола вице-канцлера. Список договора о сделке по Аляске, который мне прислал посол Бьюкенен, ее рук работа.

— Наш друг лишился замечательного агента! — горестно воскликнул граф Дерби.

— Аляскинский договор оказался ее лебединой песней.

— Но, надеюсь, отнюдь не лебединой песней нашего дорогого Чарльза. Тот его агент в русском МИДе пока еще жив, слава Богу, — пустил дым премьер-министр.

— Насколько я знаю, он не имеет доступа в кабинет Горчакова. Он может копировать лишь те документы, с которыми имеет дело подолгу службы в Азиатском департаменте. К тому же, — сделал многозначительную паузу министр, — список договора, предоставленный мне Лайонелом Ротшильдом, был получен от него.

— Ты хочешь сказать… — едва не выронил изо рта сигару граф Дерби.

— Помимо сотрудничества с Кавендишем, этот человек работает на Герцена, а тот, в свою очередь, информирует своего парижского благодетеля Джеймса Ротшильда.

— Кавендиш знает об этом?

— Я написал ему обо всем.

— Теперь я вижу полный расклад, сынок. Благодаря связям с Герценом у этого типа завязались отношения с оппозиционерами.

— Причем, повторюсь, с весьма радикальными, к которым сам Герцен себя не причисляет. И даже, напротив, всячески дистанцируется от подобных господ. Он ратует за перемены, но не хочет революции. Этакий борец с самодержавием в белых перчатках. Он не желает пролития крови, отец, — взял-таки сигару лорд Эдвард.

— Зато ее жаждут молодые друзья его информатора. Запутанная канитель получается, — с задумчивым видом вперился в пепельницу граф Дерби.

Глава 27. Арест нигилистов

Блок предполагал выходить, когда в дверь позвонили. «Кого это черт принес спозаранку?» — раздраженно подумал он и отодвинул засов.

— Господин коллежский асессор?! — в недоумении отступил назад он.

— Вижу, на службу уж собрались. Тем лучше. Сопровожу вас в отделение, а по дороге все и растолкую, — окинув взглядом одетого в форменную шинель сыскаря, безапелляционно заявил Чаров.

— Кто пришел, Саша? — раздался из глубины коридора дребезжащий прерывистый голос, и в передней показалась согбенная фигура пожилой женщины.

— Это ко мне, бабушка, — поспешно произнес Блок и вышел на лестницу. Чаров учтиво поклонился, и в глазах опиравшейся на трость старушки заметались задорные огоньки.

— Вместе с Сашей служить изволите? — полюбопытствовала она, обдав его прокисшим запахом увядания.

— Одно дело, сударыня, распутываем, — удовлетворил ее интерес Сергей.

— Бабушка, мы спешим, спроси Лизу чай приготовить, — бросил полицейский следователь и, дождавшись Чарова, притворил дверь. Усевшись в ожидавшую их против церкви Вознесения Господня коляску, они покатили по одноименному проспекту в сторону Мойки.

— Квартирую совместно с бабушкой и сестрой, — пояснил Блок на вопросительный взгляд Чарова. — Полковник Ширмер сдал мне оную меблирашку по весьма сходной цене, и я согласился, не раздумывая. Когда у тебя на шее престарелая бабка и учащаяся сестра не приходится нос воротить.

— Зря вы так. Я у вас уж не раз бываю и составил представление, что квартира довольно приличная.