Уже очень давно образом жизни дицинодонтов, после своих раскопок в Южном Приуралье, заинтересовался Б. П. Вьюшков. Он несколько иначе представлял себе, как использовали каннемейероиды свои пальцы-крючки. Они добирались до толстых сочных стволов саговых, не выворачивая их лбом, а откапывая лапами.

Еще больше мнений о назначении крупных клыков дицинодонтов. Их считают оружием защиты, нападения, орудием для откапывания корней или клубней. Однако они были не столь длинны, как у моржей, и при закрытой пасти животных очень мало выходили ниже нижней челюсти. Поэтому их вряд ли можно было использовать, как орудие для рытья. А между тем поверхности истирания на кончиках клыков свидетельствуют, что это были рабочие органы. Чаще склоняются к мысли об использовании каннемейероидами таких зубов для обдирки листьев и покровов стволов саговников, мякоть которых могла служить им пищей.

Способ питания триасовых дицинодонтов (по А. Круикшенку).

Часто каннемейероидов считают обитателями низин с сухолюбивой растительностью. И. А. Ефремов, найдя у Оренбургского радиодромуса хорошо окостеневшие суставы ног, посчитал, что эти животные были хорошими ходоками и широко освоили возвышенные водораздельные пространства. Круикшенк считал, что в позднетриасовую эпоху последние крупные двуклыкозубы были притеснены архозаврами. Они прятались в полутьме в зарослях кустарников и отваживались выходить за пищей только ночью.

Вот сколько догадок, подчас противоречивых, вызвало изучение этих своеобразных животных. Не придя к общему мнению на основании изучения их скелета, ученые обращаются за ответами об образе жизни двуклыкозубов к тафономии — науке о процессах захоронения. Поговорим о ней и мы.

Окно в минувшее

Жизнь животных в прошедшие геологические эпохи, как и ныне, была полна жестокой борьбы и трагических событий. Ученые стараются постигнуть их, разгадать законы исчезнувшей жизни. Но это не легко сделать, изучая лишь окаменевшие скелеты. И, мечтая увидеть воочию накал страстей исчезнувшего мира, люди устремлялись в него на крыльях фантазии. Так возникали яркие книги: «Затерянный мир» Конан-Дойла, «Плутония» Обручева. Мечтал о создании научных методов, которые явились бы окном в прошлое, И. А. Ефремов. Так появился его рассказ «Тени минувшего» — о естественных фотографиях событий миллионной давности — и образ охотника Селезнева в «Лезвии бритвы», в мозге которого доктор Гирин возбуждает унаследованные от предков видения далекого прошлого. Но в вихре фантазии возник и вполне реальный метод, действительно открывший «окно в минувшее». Точнее, это целая наука, создание которой, как упоминалось в начале книги, было завершено трудами Ефремова, назвавшего ее тафономией.31

Из предыдущих глав можно было понять, как восстанавливают исследователи события далекого прошлого. О том, какой образ жизни вели животные рассказывает форма зубов, конечностей и других органов их тела. Об условиях, в которых образовались горные породы (морских или пресноводных, сухих или влажных и тому подобное) свидетельствует их состав и строение. Но чтобы представить себе весь органический мир прошлых эпох, истинные взаимоотношения организмов друг с другом и с окружающими физико-географическими условиями, одних этих фактов недостаточно. В геологической летописи, по которой читается история Земли и жизни, очень много пробелов и искажений.

Далеко не каждое животное и растение, погибнув, может сохраниться в земных слоях. Многие полностью разрушаются и истлевают, так и оставшись не погребенными. Чем малочисленнее вид, к которому они принадлежат, тем менее вероятность попасть в геологическую летопись.

Многие захороняются не там, где они обитали и погибли, а трупы их переносятся водными потоками или ветром в водные бассейны, где они погребаются осадками. Чем меньше прочность покровов и скелета, тем меньше шансов сохраниться во время такого переноса.

А те, кто выдержал перенос и попал в благоприятные для захоронения условия, могут оказаться в своей могиле в компании совсем не с теми, с кем они соседствовали при жизни.

Немало и других явлений, которые осложняют познание прошлого. Так можно ли верить геологической летописи? Можно, если изучить и учесть тафономические процессы, т. е. процессы захоронения останков обитателей ушедших геологических эпох. Для этого необходимо вести очень тщательные и тонкие исследования: надо выяснить насколько полно или неполно сохранились остатки организмов, не упустить всевозможные особенности их сохранности, пронаблюдать как остатки расположены в заключающем их слое, изучить множество других казалось бы незначительных деталей. Все это — запись процессов захоронения в геологической летописи. Именно так мы пытались раскрыть картину жизни и смерти ископаемых животных, когда рассказывали в этой книге о раскопках гаряинии в балке Маячной, лабиринтодонтов и лягушкоящеров на реке Донгуз, да и о других вымерших существах пермского и триасового периодов.

Обрисованный способ исследования позволяет делать интересные выводы. Так тщательное изучение некоторых находок скелетов дицинодонтов и их родичей в Южной Африке показало, что они захоронены в норах, очень похожих на норы современных млекопитающих. Тем самым прояснилась одна из особенностей их образа жизни. Но неверно думать, что легко и просто разгадать все события прошлого. Природа очень сложна. При прочтении каменной летописи в ней остается много спорного и трудно постижимого. Как все здесь непросто, что-то уже ясно, а что-то спорно, можно увидеть из следующего эпизода, главными героями которого были наши новые знакомые — двуклыкозубы.

В первые же годы работы в Оренбуржье я обшарил почти все обнажения красноцветных пород. Однако прошло немало лет, прежде чем многие из них заговорили о событиях далекого прошлого. Все это напоминало подчас долгое упорное выслеживание. Так было и с этим местонахождением. Во второй год моих самостоятельных раскопок, а именно в 1957 году, закончив все дела в Кзыл-сае, я с двумя своими помощниками — студентами Саратовского университета — отправился на обследование других районов и добрался, наконец, до верховьев реки Бердянки. Осенним погожим днем пробирались мы вверх по реке от деревни Беляевка, петляя по меандрам. Беляевка давно уже скрылась за горизонтом, и впереди показались купы деревьев у нового села. Мы приблизились. Глазам нашим открылись давно брошенные развалины. Но нас интересовали следы жизни подревнее, и мы решительно повернули в сторону долины реки.

За неглубоким плесом в высоком правом берегу и впадавших кое-где коротких овражках таинственно манили обнажения красных глин и желтых песков. Мы пробрались к ним и начали внимательно шарить по склонам. Поиски завели нас в неглубокую балку. Вид ее был уныл и не обещал многого. Утомленный ходьбой на сильной жаре, я присел на землю, а более резвые мои спутники начали энергично раскапывать склон геологическими молотками. Некоторое время я, расслабившись, равнодушно смотрел на них. Но вдруг в душе появилась какая-то смутная тревога. Инстинктивно, еще ничего не