валютой и снижением уровня жизни даже и при общем подъеме производства. Происходит то, что и должно было произойти. Вот слагаемые новой нормальности: 1. Военные траты требуют непривычно больших бюджетных дефицитов. В правительственном документе, к которому получил доступ Reuters, сообщается, что за первое полугодие 2023-го на военные цели израсходовано 5,6 трлн руб или 37% всех бюджетных расходов. То есть, годовые траты на войну могут составить 11 трлн руб и вдвое превысить военные расходы последнего «мирного» года, 2021-го. Такие траты явно не позволяют уложиться в тот бюджетный дефицит, который был запланирован (2,9 трлн руб, 1,8% ВВП). Только за первые 7 месяцев 2023-го дефицит превысил 2,8 трлн руб.  2. Растет нехватка рабочей силы и усиливается кадровый упадок в невоенном секторе. Из-за войны российская экономика потеряла в 2022-м - 2023-м примерно 1,5 млн работников (0,8-0,9 млн эмигрировало, 0,3 млн мобилизовано осенью 2022-го, 0,3 млн в прошлом и нынешнем году пошли служить в армию по контракту). Это больше 2% рабочей силы. Пришедшие им на смену в среднем менее квалифицированы. Безработица в РФ снизилась до минимума(2,4 млн в июне 2023-го – 79,7% от числа безработных годом раньше).  Это произошло на фоне перетока работников из гражданских отраслей в отрасли, обслуживающие войну. Число занятых на крупных и средних предприятиях пищевой промышленности сократилось на 1,1%, в производстве мебели – на 4,3%. Зато занятость в добыче полезных ископаемых выросла на 2,2%, в производстве компьютеров – на 5,9%.  Производителям большей части гражданских товаров и услуг приходится опираться на сократившуюся и теряющую в квалификации кадровую базу. 3. Общий хозяйственный подъем складывается из бума в милитаризованных отраслях и застоя или спада в гражданских. Посмотрим для примера, как устроен бум в строительных отраслях. Судя по официальной статистике, подъем здесь носит прямо-таки взрывной характер. Объем работ всего за год (июнь 2023-го к июню 2022-го) вырос на 10%, а число занятых – на 5,1%.  Но при этом в строительстве жилья роста нет. График сооружения жилой площади (освобожденный от сезонности) вышел на пик в начале 2022-го и с тех пор понемногу идет вниз. Площадь квартир, возведенных в первом полугодии 2023-го, составила 99,1% от той, которую сдали в первом полугодии 2022-го. Зато часть российских строителей переключилась на новые задачи – ремонтировать регулярно атакуемый украинцами Крымский мост,   строить заводы беспилотников,  осваивать завоеванные земли и т. д.  Надо ли удивляться, что строительная отрасль сейчас на подъеме? Ее кормит война. Но это процветание не добавляет квадратных метров ни гражданским, ни военным. 4. Заработки растут еще быстрее, чем милитаризованная экономика. Из-за дефицита рабочей силы, всем категориям нанимателей приходится ускоренным образом поднимать заработную плату. В 2023-м темпы ее увеличения в реальном исчислении примерно вдвое выше, чем рост всех секторов производства, как военных, так и гражданских. Количество денег на руках у рядовых россиян растет. Как и их возможности брать кредиты. А масса товаров и объем услуг, которые они могут приобрести, сокращаются или стагнируют. Ускоренный рост цен в таких условиях просто неизбежен. НОРМАЛЬНОСТЬ ВОЙНЫ Тем не менее, технократическое крыло российского режима продолжает надеяться на то, что оно называет «нормализацией» экономической политики. Хотя речь, разумеется, идет о «нормализации» в условиях войны, эта постановка вопроса имеет свою логику.  Когда державы с большими экономиками вовлекались в длительные конфликты, финансовый кризис в этих странах набирал ход не сразу. Мировые войны иногда заканчивались гиперинфляцией, но никогда ею не начинались. За два с половиной года, с середины 1914-го до февраля 1917-го, потребительские цены в Российской империи выросли на 94% (т.е увеличивались примерно на 30% в год) . Подлинный обвал финансов начался только после падения царизма. В 1917-м индекс цен подскочил вчетверо. В Германии с 1914-го по 1918-й инфляция составила 140% (примерно по 25% в год). Гиперинфляция состоялась там уже после выхода из войны и признания поражения. Таким образом, РФ могла бы рассчитывать, что инфляция пока не будет катастрофической, тем более, что глубина экономического вовлечения сегодняшней РФ  в войну с Украиной явно меньше, чем была у участников мировых войн. Названный здесь объем предполагаемых военных трат России – это 7% ВВП, ожидаемого в 2023-м. А военные расходы, например, США составляли примерно 20% ВВП в Первую и 32% ВВП – во Вторую мировую. И упомянутое здесь удвоение военных расходов РФ по сравнению с последним «мирным» годом тоже является куда более умеренным, чем их увеличение в 4 – 5 раз (в неизменных ценах) у Российской империи после ее вступления в Первую мировую войну. Поэтому более подходящими примерами для сравнения будут Корейская и Вьетнамская войны Соединенных Штатов. За три года войны в Корее потребительские цены в Америке выросли на 14%, а за десять лет войны во Вьетнаме – на 66%. В те же самые годы в не воевавшей ФРГ рост цен оба раза был всего в полтора раза меньше. Если нынешняя война не станет для России тотальной, то российские власти теоретически могут ее «нормализовать»,  граждане отделаются умеренным ускорением цен и плавным снижением уровня жизни.  Однако рациональной экономической логике технократов противостоит иррациональная логика большой российской политики. НЕНОРМАЛЬНОСТЬ РЕЖИМА Общий уровень предсказуемости тех, кто в РФ играет публичные роли, гораздо ниже того, который наблюдался во время конфликтов прошлого столетия. Скажем, в первые годы даже и самых тяжелых войн ни в одной стране не было военных бунтов. А пригожинский мятеж произошел всего через 16 месяцев после вторжения в Украину. Падение рубля в июле – августе не было бы таким глубоким, если бы хрупкость путинской системы не проявилась таким явным образом. За два месяца, прошедшие после бунта, руководителями режима было принято больше авантюрных решений и произнесено больше угроз, чем за все предыдущие месяцы 2023-го. Отказ продлить «зерновую сделку», объявленный 17 июля, явно противоречил логике технократической «нормализации» войны. Он стал неприятным сюрпризом для важных партнеров России (главным образом, Турции)  и вызвал ответные удары Украины по черноморско-азовской торговой инфраструктуре самой РФ.  Это решение ухудшило  хозяйственную конъюнктуру России, хотя этот негативный эффект трудно оценить количественно. То же можно сказать и об угрозах прокси-вторжения вагнеровцев в Польшу, которые прозвучали на встрече Путина с Лукашенко  - сами угрозы едва ли показались реалистичными западным лидерам, но тем не менее  вызвали передислокацию польских войск к границам Беларуси и РФ. В последнее время Россия совершает все больше  действий, лишенных материального обоснования,  едва ли рационально обоснованных и, по всей видимости, направляемых геополитическими фантазиями правителя. Таковы, например, поставки огромных