– Они встречались совсем недолго. – Алекс как-то неуверенно пожимает плечами. – Ты этого не помнишь, потому что тем летом отдыхала с бабушкой на море. Крисси приехала из Милана в Москву всего на пару недель, но из-за твоего брата задержалась почти на два месяца. Незадолго до дня ее отъезда он взял ее с собой на вечеринку, хотя я категорически запрещал ему водить ее в ту компанию. Там был алкоголь. – Голос Алекса надламывается, и прежде чем продолжить, он прочищает горло: – Много алкоголя. И наркотики. Твой брат дал ей таблетку, чтобы развлечься. Через пятнадцать минут у нее случился приступ. Через три дня ее не стало.

Чудовищность обвинения, которое Александр выдвигает против Кирилла, не укладывается у меня в голове.

– Кирилл никогда не употреблял наркотики, – ошалело шепчу я.

– Серьезно? – криво усмехается мой собеседник. – Поверь мне, то, что ты знаешь о своем брате, – лишь верхушка айсберга.

Я вдруг вспоминаю об обвинениях в мошенничестве, которые Алекс выдвинул ранее, бумаги, которые я видела своими глазами, и то, что брат сейчас под арестом. Если это правда, почему не может быть правдой его причастность к гибели кого-то из Ди Анджело?

– А где в это время был ты? – оправившись от первого шока, спрашиваю я.

– Я был в Италии, – жестко отвечает он. – Сдавал выпускные экзамены. Рассчитывал, что на твоего брата я могу положиться. Мы все на это рассчитывали.

– Это мог быть не он, – делаю отчаянную попытку оправдать его.

– Это был он.

Я в ужасе вспоминаю то страшное лето. Ту самую драку между Алексом и Кириллом, после которой брат долго лежал в больнице, и невольной свидетельницей которой я стала, вернувшись из поездки. И то, что после этого случилось с нашими семьями. Мне отчаянно не хочется верить в то, что я только что услышала, но где-то на подсознательном уровне я понимаю, что Алекс мне не лжет. О таком в принципе не лгут.

На глазах выступают непрошеные слезы. Я отодвигаю от себя тарелку с едва надкусанным бутербродом и встаю. Меня подташнивает. В голове полная каша. Ноги словно онемели. Сейчас во мне борются боль за девочку, которой больше нет, сочувствие к Алексу, обида на родителей за то, что скрывали от меня эту историю, злость на Кирилла и одновременно беспокойство за него – чересчур много противоречивых чувств для меня одной.

– Мне очень жаль, – говорю я тихо, прилагая неимоверные усилия, чтобы голос не дрожал. – Не думаю, что тебе нужно мое сочувствие, но все же. То, что ты рассказал, – чудовищно. Но это многое объясняет. И я благодарю тебя за то, что ты был со мной откровенен.

Впервые за долгое время я решаюсь поднять глаза на Александра. По его лицу невозможно прочесть, о чем он сейчас думает, – оно совершенно непроницаемо, как белая бумага, на которой нет ни единой записи. И он продолжает молчать, наводя меня на мысль, что ему просто нечего мне сказать.

– Я поеду, – говорю я, торопливо отводя глаза. – Спасибо за кофе.

– Останься, – неожиданно предлагает Алекс. – Уже очень поздно. И, судя по твоему виду, тебе просто необходимо отдохнуть.

– Я отдохну дома. Наверное, бабушка уже приехала. Я рассказала ей о том, что случилось, и она сразу предупредила, что приедет, – бормочу я, отчего-то ощущая накатывающую волнами нервозность. – Не хочу заставлять ее волноваться.

Алекс кивает.

– Я провожу тебя.

В молчании мы спускаемся к гостевой парковке. Сняв блокировку с автомобильных дверей, я берусь за ручку возле водительского кресла, но резко останавливаюсь, потому что Алекс внезапно касается моей щеки. Это прикосновение короткое и будто бы нейтральное, но отчего-то у меня отчаянно заходится сердце.

– Напиши мне, когда будешь дома.

Я киваю, ощущая странное покалывание в том месте, где он коснулся меня. Язык прирос к гортани, поэтому говорить я не в состоянии.

– Я позвоню, если удастся что-то для тебя устроить, – говорит он на прощание.

Выехав с паркинга, я вливаюсь в поток машин на дороге, но через пару километров включаю аварийку и сворачиваю на обочину.

Кладу руки на руль, упираюсь в них лбом и позволяю слезам, которые я сдерживала весь вечер, наконец пролиться. Сейчас, когда никто этого не видит, я позволяю себе побыть слабой. Потому что, если предчувствие меня не обманывает, в дальнейшем мне придется быть только сильной.

Глава 20

Дома меня уже ждет бабушка. Очевидно, что она растерянна и встревожена, но ради меня старается сохранять бодрость. «Это все недоразумение, – шепчет она, крепко прижимая меня к себе, стоит мне переступить порог. – Вот увидишь, завтра Кирюша уже будет дома».

После того, что рассказал мне Александр, я сильно в этом сомневаюсь, да и бумаги с заграничными счетами, которые я собственноручно подписывала, не идут у меня из головы, но я послушно киваю и слегка приподнимаю уголки губ в жалком подобии улыбки – нет ничего плохого в том, что бабушка верит в лучшее, даже когда жизнь окончательно рассыпается на наших глазах.

Утомление, волнение, длинный сумбурный день, а также несколько бессонных ночей накануне действуют на меня так, что стоит мне коснуться головой подушки на диване в гостиной, как я тут же отключаюсь.

– Лиля. – Резко распахиваю глаза, кажется, лишь через мгновение после того, как их закрыла, и вижу склоненное над собой обеспокоенное лицо бабушки. – Телефон твой надрывается. Я бы не будила тебя, но, может, про Кирюшу появились новости.

Постепенно освобождаясь от глубокого сна, я принимаю вертикальное положение, отмечая, что за окном уже светло, и беру с тумбочки жужжащий телефон. Как я могла его не услышать?

Стоит мне перевернуть его и взглянуть на экран, как у меня перехватывает дыхание. Это Александр. И если я все правильно понимаю, то звонить сейчас он может только по одной причине – из-за Кирилла.

Прежде чем ответить, я делаю глубокий вдох и медленный выдох. Внутри все дрожит, а по спине внезапно течет холодный пот. Что, если он скажет, что ничем не может мне помочь?

– Сможешь приехать на улицу Угожаева, дом сто четырнадцать, через два часа? – сразу переходит он к делу. – В девять будет пересменка, и появится шанс устроить тебе свидание.

– Я… Д-да, конечно, – отвечаю я, нервно покусывая губу. – Когда я приеду, что мне там делать? Кого искать?

– Я тебя встречу.

Закрыв глаза, на один короткий момент я позволяю себе помечтать, что весь этот ужас