Шрифт:
Закладка:
Трудно смотреть на своего восемнадцатилетнего сына, когда он прижимает к себе детскую игрушку. Но таков аутизм, это скользкий склон. Только что вы убеждали себя, что взобрались на него высоко-высоко и не видите подножия, а в следующий момент он уже покрыт черным льдом и вы катитесь по нему вниз с бешеной скоростью.
Колонка Тетушки Эм, четверг, 14 января, выпуск для подростков.
Лучшие советы по воспитанию детей я получила от акушерки в родильном доме. Она сказала:
1. Когда появится на свет твой ребенок, собака станет просто собакой.
2. Ужасы двухлетнего возраста повторяются у детей в три года и старше.
3. Никогда не задавай своему ребенку вопросы, на которые можно ответить «да» или «нет», например: «Ты хочешь ложиться спать сейчас?» Тебе не понравится ответ, поверь мне. «Ты хочешь, чтобы я отнесла тебя в постель или пойдешь наверх сам?» Так вы добьетесь желаемого результата, а ребенок почувствует, что у него есть право голоса.
Теперь мои дети стали старше, однако мало что изменилось.
Только собаки у нас нет.
Ужасы двух лет продолжаются и в восемнадцать.
И с вопросами по-прежнему нужно быть осторожней, потому что вам вряд ли будет приятно узнать, где он болтался до двух часов ночи или почему получил двойку за контрольную по математике.
Из сказанного выше проистекают два вывода. Воспитание – это не существительное, а глагол несовершенного вида, это постоянно длящийся процесс, который не имеет завершения. И не важно, сколько лет вы потратили на это занятие, кривая обучаемости все равно остается сказочно прямой.
Я выхожу из комнаты Джейкоба с намерением посмотреть вечерние новости, но когда захожу в гостиную, там сидит Тэо, и у него включено какое-то ужасное шоу на MTV про испорченных девчонок, которых родители отправляют на перевоспитание в страны третьего мира.
– Тебе разве не нужно делать уроки? – спрашиваю я.
– Уже сделал.
– Я хочу посмотреть новости.
– Я первый сюда пришел.
На экране девушка собирает лопатой слоновий навоз в большой пластиковый пакет где-то в Бирме.
– Фу-у-у! – визжит она.
– Пожалуйста, – произношу я, глядя на Тэо, – скажи мне, что ты лучше откроешь свой ум для текущих событий, чем будешь смотреть это.
– Но я же должен говорить правду, – усмехаясь, отвечает Тэо. – Домашние правила.
– Ладно, давай подойдем к этому по-другому. Если я посмотрю с тобой эту передачу, мне тоже может прийти в голову мысль: «А не послать ли его в Бирму, чтобы он расширил горизонты за уборкой слоновьего дерьма?»
Тэо бросает мне пульт:
– Это неприкрытый шантаж.
– И все же метод дал результат, – говорю я, переключаясь на местный канал.
Какой-то мужчина кричит в микрофон: «Я знаю только одно! Со стороны полиции это преступление – сидеть сложа руки и ничего не предпринимать, когда исчезла молодая женщина, вместо того чтобы активно взяться за расследование».
Под его лицом появляется надпись: «Сенатор штата Клод Огилви».
– Эй, – говорит Тэо, – это разве не фамилия…
– Ш-ш-ш…
Экран заполняет лицо репортера. «Шеф полиции Таунсенда Фрэд Хакинс говорит, что розыск Джесс Огилви – это приоритет, и призывает всех, у кого есть информация по этому делу, звонить в полицейское управление по номеру 802-555-4490».
Потом появляется фотография наставницы Джейкоба по социальным навыкам и телефонный номер внизу.
«В прямом эфире из Таунсенда, – завершает рассказ репортерша. – С вами была Люси Макнейл».
– Это Джесс, – говорю я и смотрю на маму.
Что и так очевидно.
– О боже! – бормочет мама. – Бедная девушка!
Не понимаю. Совершенно ничего не понимаю.
Мама хватает меня за руку:
– То, что мы сейчас услышали, не выйдет за пределы этой комнаты.
– Ты думаешь, Джейкоб не узнает? Он читает газеты. Он пользуется Интернетом.
Мама защемляет пальцами переносицу.
– Он сейчас такой хрупкий, Тэо. Я пока не могу обрушить на него эту новость. Дай мне немного подумать, как это лучше сделать.
Я беру из ее руки пульт и выключаю телевизор. Потом, буркнув что-то про сочинение, которое мне нужно написать, убегаю наверх в свою комнату и запираю за собой дверь.
Хожу кругами, заложив руки за голову, как будто остываю после марафона. Мысленно повторяю все, что сказали сенатор и репортерша. И еще шеф полиции, который – кто бы мог подумать! – сказал, что розыски Джесс – для них приоритет.
Что бы это, мать его, ни значило!
Я гадаю, не окажется ли исчезновение Джесс обманом, как в случае со студенткой колледжа, которая пропала, а потом сказала, что ее похитили, но вся история была выдумана, и таким образом девушка просто хотела привлечь к себе внимание. Я отчасти надеюсь, что на этот раз дело в том же, так как альтернативный вариант даже представлять себе не хочу.
Мне нужно учесть только одно.
Джесс Огилви пропала, и я видел ее одним из последних.
На автоответчике в доме Робертсонов шесть сообщений. Одно от Марка Магуайра с просьбой к Джесс перезвонить ему, когда она вернется. Одно из химчистки с оповещением, что ее юбка готова к выдаче. Одно от абонента, идентифицированного определителем номера как Э. Хант. Текст этого сообщения такой: «Привет, Джесс, это мама Джейкоба. Можешь мне позвонить?» Остальные три – это сброшенные звонки с номера, зарегистрированного как мобильный телефон Джесс.
В результате вырисовывается такая картина: или она избитая женщина, которая прячется, пытаясь собраться с духом и позвонить своему парню, но каждый раз дает слабину, или парень старается прикрыть свою задницу после того, как случайно убил ее.
Всю пятницу я трачу на вычеркивание имен из списка, составленного на основании ежедневника Джесс Огилви. Сперва я звоню двум девушкам, имена которых на листах за последние месяцы встречаются в нем чаще других. Алисия и Кара – студентки выпускного курса, как и Джесс. У Алисии волосы заплетены в тугие косички длиной до пояса, а Кара – миниатюрная блондинка в камуфляжных штанах и черных рабочих ботинках. За кофе в студенческом центре они признаются, что не видели Джесс со вторника.
– Она пропустила экзамен у Горгоны, – говорит Кара. – Никто так не рискует.
– У Горгоны?
– Профессора Горгоны, – объясняет она. – Это семинар по специальному образованию.
«ГОРГОНА», – записываю я у себя в блокноте.
– А Джесс раньше пропадала на несколько дней?
