Шрифт:
Закладка:
Я закрываю глаза и медленно вращаюсь, замкнутый внутри темного тесного кокона.
– Не обращайте внимания на человека за занавеской, – бормочу я.
– О чем ты, Джейкоб? – спрашивает миссис Эгворт.
– Ни о чем! – кричу я; жду, пока мой кокон совершит еще три медленных поворота, и вылезаю наружу.
– Как ты сегодня? – спрашивает она.
Вопрос не вполне обоснованный, учитывая, что я не находился бы в этой комнате, если бы мог спокойно сидеть в классе, как нейротипики. Но на мое молчание миссис Эгворт никак не реагирует. Она продолжает читать какую-то глупую книжку и делать заметки.
Самая крупная рыба в мире – это китовая акула, ее длина пятьдесят футов.
Каждый день производится четыре миллиона маршмеллоу в виде зверюшек.
Я вообще удивляюсь, кто их покупает, если на дворе не Пасха.
Среднестатистическому взрослому мужчине требуется полчаса, чтобы съесть обед.
– У меня есть кое-что для вас, миссис Эгворт. Слово «осел» употреблено в Библии сто семьдесят раз.
– Спасибо, Джейкоб, но это не подходит. – Она с шуршанием перекладывает свои бумаги и смотрит на часы. – Ты побудешь тут один минут десять? Мне нужно сбегать в учительскую и сделать несколько копий.
Формально ей нельзя оставлять меня здесь одного. И я знаю, что в школе есть еще несколько детей-аутистов, которые приходят в сенсорную комнату и за которыми миссис Эгворт следит как ястреб. К примеру, Матильда может сделать аркан из веревки от качелей, Чарли – оторвать полки от стен, а я – я вполне безвреден.
– Нет проблем, миссис Эгворт.
На самом деле именно на это я и рассчитываю. И как только за ней закрывается дверь, я вынимаю из кармана мобильник. Откидываю крышку и нажимаю кнопку «пуск», телефон тут же загорается: маленькие синие клеточки вокруг каждой цифры, фотография Джесс и Марка на экранной заставке.
Я закрываю лицо Марка большим пальцем.
Сегодня четверг, и мне можно ей позвонить. Я уже нарушал правила и дважды звонил ей с этого телефона – набирал ее собственный номер, хотя и знаю, что звонок автоматически будет переведен на голосовую почту: «Привет, это Джесс, и вы знаете, что делать».
Ноты из мелодии ее голоса уже подзабылись.
Однако сегодня вместо приветствия Джесс я слышу жестяной голос, который говорит, что голосовой ящик этого абонента беспроводной сети полон.
Я к этому готов. Помню телефонный номер, который она дала мне неделю назад, тот, что принадлежит ее новому дому. Набираю его, хотя приходится делать это дважды – порядок цифр незнакомый, и они путаются у меня в голове.
Слышу автоответчик:
– Привет, это Джесс в доме Робертсонов. Они уехали из города, но вы можете оставить сообщение для меня!
Я нажимаю отбой и набираю номер снова.
– Привет, это Джесс в доме Робертсонов.
Жду, пока раздастся гудок, и снова обрываю звонок. Выключаю телефон. И только после этого произношу текст своего голосового сообщения. Те же слова я говорю ей каждый четверг:
– Увидимся через три дня.
К четвергу Джейкоб уже похож на прежнего Джейкоба, но еще не вернулся в норму. Я сужу об этом по тому, что он рассеян. Ставлю перед ним полную тарелку с едой, а он не ест, пока я не скажу, что пора взять вилку и приступить, и еще временами я замечаю, что он пружинит на подушечках стоп. Обычные лекарства ему, кажется, не помогают. А школьные учителя говорят, что Джейкоб почти половину дня проводит в сенсорной комнате отдыха.
Я дважды звонила Джесс Огилви, но ее голосовой ящик полон. Произносить ее имя при Джейкобе мне страшно, но что еще я могу сделать. И вот после обеда в четверг я стучусь в дверь комнаты сына и вхожу.
– Привет, – говорю я.
Он отрывается от чтения книги:
– Привет.
У меня ушло два года на то, чтобы понять: Джейкоб не научился читать вместе со всей своей группой в детском саду. Воспитательница говорила, что он один из самых способных к языкам детей, и, разумеется, каждый вечер он брал книгу из стоявшей в его комнате большой корзины и читал вслух. Но однажды до меня дошло: то, что все считали чтением, на самом деле было прекрасной слуховой и зрительной памятью. Стоило Джейкобу один раз услышать книгу, и он мог рассказать ее слово в слово. «Прочти это», – сказала я ему и дала книгу доктора Сьюза. Джейкоб открыл ее и начал читать. Я остановила его и спросила, указывая на букву:
– Что это?
– Бэ.
– А какой звук обозначает «Бэ».
Он помолчал, а потом сказал:
– Бз-з-з.
Сейчас я сажусь рядом с ним на постель:
– Как ты себя чувствуешь?
– Перебитым, – отвечает Джейкоб.
Я забираю у него книгу.
– Мы можем поговорить? – (Он кивает.) – Вы с Джесс поссорились во вторник?
– Нет.
– Когда ты пришел к ней в дом, она ничего не сказала тебе такого, что тебя расстроило?
Он качает головой:
– Нет, она ничего не сказала.
– Ну что ж, тогда я немного теряюсь, Джейкоб, потому что ты пришел с этого занятия сильно расстроенным… и мне кажется, тебя и теперь еще что-то беспокоит.
Есть одна особенность у людей с синдромом Аспергера: они не лгут. Поэтому, когда Джейкоб говорит, что они с Джесс не ссорились, я ему верю. Но это не означает, что его не травмировало нечто другое, имеющее отношение к ней. Может, он вошел и застал ее с парнем, когда они занимались сексом. Или его неприятно поразил новый дом.
Или это вообще никак не касается Джесс, а просто по пути домой он наткнулся на оранжевый знак, обозначающий стройплощадку, и ему пришлось идти в обход.
Я вздыхаю:
– Ты знаешь, я здесь и готова поговорить об этом, когда ты захочешь. И Джесс тоже. Она рядом, если понадобится.
– Я увижу ее снова в воскресенье.
– На том же месте в тот же час, – говорю я.
Я возвращаю ему книгу и замечаю, что у него под рукой лежит старая утка Джемия, игрушка, которую он везде таскал с собой в детстве. Джейкоб делал это так упорно, что мне пришлось поставить ей на спине заплатку из куска леопардового меха, потому что ее собственный совсем вытерся. По словам доктора Мурано, это был ритуальный предмет, который мог успокоить Джейкоба, помочь ему «перезагрузиться», напомнить себе, что с ним все в порядке. С годами Джемия уступила место другим, менее заметным вещицам, которые можно сунуть в карман: полоске с четырьмя фотографиями, сделанными в фотобудке, где мы сняты с Джейкобом, полоска много раз перегнута, а снимки выцвели, так что наших лиц почти не видно; маленькому зеленому камешку, который учительница привезла ему из Монтаны; кусочку обкатанного морем стекла, который однажды подарил ему на Рождество Тэо. Утку Джемию я не видела уже много лет; она хранилась у Джейкоба в шкафу.
