Шрифт:
Закладка:
— А то! Зато другие не любили.
— Ну, уж! Ребята головы теряли…
— Головы нашли и терять не хотят.
Лора светло улыбнулась, соглашаясь на окончательное перемирие, как решила Ксения. Но ошиблась, поскольку Лора сказала, — Единственное, что мне в тебе не нравилось, так это твои жилистые ноги и плоская грудь.
— У меня тренированные ноги, сильные всего лишь. Наследие балетного детства. Не на твой простецкий вкус я изготовлена Творцом в его божественной мастерской. Я эксклюзивное одухотворённое изделие, а не шаблонное, конвейерное. Всевышний оттачивал каждый мой пальчик, вплетал в мою голову тончайшие нейроны, одарил шелковистой кожей. Как это там в преданиях? «И одел их в ризы кожаные». Так вот, он мою ризу лично отбелил по высшему разряду. Сотворил с любовью как личный заказ для моих необыкновенных родителей. Видела бы ты мою маму, это же фея, сотканная из грёз, а не женщина была…
— Не видела, — Лора насмехаться не стала, зная, что мать Ксении умерла в молодом возрасте. — А вот папу твоего видела. Реальный громовержец, только скипетра Зевса ему и не доставало. А уж грубый, свирепый-то какой! Глядит в упор, словно пробурить насквозь хочет, челюсть волчья какая-то…
— Мой папа свирепый грубиян? Да ты настоящую мужественность со свирепостью попутала. Прямодушие с грубостью. Да уж, он никогда и ни с кем не сюсюкал. Нечего было к нему таскаться! Или ты думала, что он щёлкнет пальцем и твой убегший муж свалиться к тебе со звёзд в то же самое мгновение? Он и не мог тебе помочь. Он не Вседержитель тебе, а всего лишь один из управленцев ГРОЗ, да и то отнюдь не высшего уровня. Тебе пропуск-то в ГРОЗ кто оформил? Туда же так запросто не сунешься.
Лора высокомерно вздёрнула подбородок, давая понять свою значимость, что ли? — Удивишься, если скажу.
— Ну, так удивляй.
— Карина оформила через свои связи. Она тоже считала его отсылку несправедливой, произволом со стороны твоего отца. Но твой отец потом мне признался, что не имел отношения к тому, что Рудольфа направили на этот Трол…
— Признался? Тебе? Где же потом ты его видела?
— Он ко мне в «Сапфир» прибыл сам. Хотел казаться добреньким. Но я не изменила своего мнения о нём.
— Ах! Как же он убивался-то! — рассмеялась Ксения. — Да он тут же о тебе забыл, едва перестал тебя видеть. Так, ради милосердия к убогим и посетил тебя. Он же любит проявить как бы великодушие, мой папочка. А ты ведь права! Он вовсе не добряк…
— О чём и речь. Вот ты и переняла его характерные наследственные черты. Глаза у тебя… как у рыси, зелёные и злые.
— Нет, Лора. Я ласковая и домашняя кошечка, скорее. Ты рысей-то видела? У рыси глаза вовсе не зелёные. Есть даже камень такой, рысий сапфир называется. Размыто-синий и прозрачный цвет у него. Я в маму феечку уродилась, нежную и сострадательную.
— Да уж, ты фея — рысь, — Лора покачала головой, как делают обычно воспитательницы, мягко иронизируя над самонадеянным, забавным ребёнком. — Говорят, что если рысь приручить, она становится ласковой как кошка…
Так что и Ксении уже не хотелось резко пикироваться. Чего доброго Лора уйдёт, а разговор-то оказался заманчивым
— У тебя кто-то есть, сын или дочь? — спросила Лора, зная отлично, что нет у Ксении детей. Ксения чувствовала, что Лора тоже в курсе её житейских дел. У них были и остались общие знакомые, — Неважно, что замужем не была. Но ведь могла же заиметь ребёнка?
— Нет, — ответила Ксения, глядя в сторону от Лоры, негодуя на её умышленную бестактность. Тут заявляло о себе её превосходство счастливой матери над бесплодной бывшей соперницей.
— Почему? — напирало это мстительное недоразумение вне возраста.
— Не хочу.
— Зря.
— Рожать надо по любви.
— Почему в юности не рожала, когда любила? — допрашивала Лора, загораясь палаческим огоньком. Но какой с дуры и спрос?
— Я и сейчас не старуха. Дело не в возрасте. Какой он у меня?
— Такой, что ты и теперь невеста!
— А ты, смотрю, детям головы откручиваешь?
Лора уткнулась в чашечку с кофе, хотя там было уже пусто, — Да ты что! Я всего лишь куратор приезжих студентов.
— А я уж было решила, что навёрстываешь утраченные в пустой тоске годы.
— Утраченные годы… — повторила Лора, — Нет!
— Ты же ждала мужа. Хранила верность, — напирала Ксения.
— Кому же…
— Венду, — Ксения ощущала себя как инквизитор и взирала на Лору как на последнюю из грешниц, приговорённую к безжалостному утоплению.
— Он обещал скорое возвращение…
— Тебе? — Ксения подавила вспыхнувшую ревность, изобразила участие, — И долго ждала?
— Несколько лет, ну и несколько зим, вёсен. — Лора взглянула прозрачно и чистосердечно, будто исповедовалась в некоем архаичном храме. Личность исповедника была не важна сама по себе. Признания посылались куда-то в высшую инстанцию.
— Да будет! — несколько громко воскликнула Ксения, не желая быть проводником Лориных откровений. Не желая ей очищения.
— Вот такая я дура, — кротко произнесла та, кто и была дурой.
— Что же в нём и было такого, что ты его столько ждала? — Ксения вдруг прониклась духом исповедника.
— Не противоречь себе! Сама же говорила, что ему в подмётки никто не годился из тех, кто рядом. Но хочешь правду? Лучше бы он был попроще, лучше бы работал, как и мой папа, каким-нибудь аграрием. Я и таким любила бы его, — ответила Лора, поскольку кривить душой не умела.
Ксения задохнулась, не ожидая такого от той, в ком, по её мнению, не должно было остаться и условной молекулы от прежнего чувства.
— Напрасно ты открыта навстречу всем подряд людям. Разве все они друзья и все прекраснодушны?
— Ты же не все…
— Я тебе посторонняя, — тут исповедник нахмурила бровки, пытаясь сбросить с себя условную епитрахиль. Лора втянула её в какую-то кощунственную игру.
— Мы же с тобой дружили. А тот, кто и был причиной нашей взаимной ненависти, не принадлежит ни мне, ни тебе. Потому вражда моя давно испарилась. Часто думаю о тебе… понимаю твои страдания, как свои, чего не могло быть прежде… жалела тебя потом…
— С чего взяла, что были какие-то страдания? Я забыла о нём на другой же день, как он свалил в свою инопланетную дыру.…
Рысь выпустила
