Шрифт:
Закладка:
— Так точно, ваше благородие. Было такое. А по какому такому случаю я им понадобился? Сколько лет ни слуху, ни духу, и тут на тебе…
— Дело в том, что они обвиняются в нападении и побоях купцов второй гильдии Каца и Мациевича с приказчиками.
— Ишь ты! И много приказчиков было?
— Семеро.
— Понятно. А за дело хоть били?
— Этого я пока не знаю, — немного растерялся на другом конце провода адвокат, но тут же пришел в себя и продолжил. — Извольте видеть, пострадавшим нанесены увечья: вывихи, переломы, выбитые зубы и сотрясение мозга.
— Эва… — крякнул Игнат недовольно…, — покуражились бойцы всласть… Ну, рука у Белова всегда была тяжелая, разве что мне и уступал, лось стоялый… А Шишкин и вовсе медведь. В каждом поболе шести пудов и в прежние времена имелось. Что ж эти купцы глаз не имели, что с этакими обломами в драку ввязались?
— Заявители говорят, что матросы напали на них с целью отнять имущество, то есть для грабежа.
— И что, отняли?
— Нет, потерпевшие утверждают, что смогли отстоять денежные средства и прочие ценности…
— Это как? Все биты, руки-ноги поломаты, а кошельки при них остались? А что дальше было?
— Прибыл наряд полиции и задержал господ Белова и Шишкина. Сопротивления они не оказали.
— Это опять как? Чудны дела твои, Господи… Что, ранены были или без сознания валялись?
— Нет, добровольно сдались в руки стражей порядка.
— Тьфу ты. Ни черта не понимаю. Так какого, прости Господи, лешего, вам от меня надобно?
— Я назначен судом защищать интересы господ Белова и Шишкина. Звоню вам по их поручению. Они просят вас, как своего бывшего командира, помочь им для выхода на поруки или внесения залога.
— А откуда они про меня узнали?
— В газетах увидели статью. О господине Колычеве недавно писали в прессе. Я и сам с удовольствием прочел этот материал… Там и вы неоднократно упомянуты. Вот они и вспомнили.
— Понятно, а от меня-то что требуется?
— Вы могли бы сегодня подъехать к зданию первого участка Московской части полиции? Там мои подзащитные содержатся до предъявления обвинения.
— Чего ж не подъехать, подъеду.
— Очень хорошо. Тогда я вас жду на месте и выпишу вам пропуск. Подойдете к дежурному городовому, предъявите документы, и он вас проводит.
— Знать бы еще, где эта часть и отчего она московская, коли дело в Петербурге? — пробурчал Вахрамеев, прикидывая, как доложить о происшествии командиру.
Хочешь не хочешь, придется будить, а ведь они с этим Ибрагимом липовым всю ночь на какими-то хреновинами мудровали. Твою ж налево, как оно все не вовремя…
— Что-то случилось? — вопросительно посмотрел на него Романов.
— Ты что тут уши греешь?! — вспылил дядька Игнат, но материться не стал. Некогда было.
— В полицию надо, в Московскую, чтоб ей три раза через бушприт, полицейскую часть! — нехотя ответил он.
— Я знаю, где это.
— И чего мне с твоего знания? Как туда добраться-то?
— Ну, если на автомобиле…
— Ты, что ли, совсем дурачок у нас! На каком еще автомобиле?
— Да хоть на опеле.
— На нем только сам капитан ездит, да еще Таньку иногда пускает…
— Я могу. Мне Мартемьян сказал, что в случае крайней необходимости можно…
— Снова-здорова! Сколь раз говорено, Мартемьян он тебе, когда в ближайшую деревню по девкам пойдете. Да и то вряд ли, барышня Зимина за такие фокусы враз все причиндалы оборвет вам обоим!
— Разрешение капитана имеется! — поправился Николай.
— Семь бед — один ответ! — махнул рукой старый служака. — Заводи!
— Глаза под лоб? — весело хохотнул успевший выучить несколько шуток своих новых товарищей пилот-стажер.
— Поумничай мне еще, — беззлобно усмехнулся в ответ дядька Игнат. — Без году неделю служит, а туда же…
Без происшествий добравшись до места, тяжко вздыхающий Вахрамеев выбрался из автомобиля и одернул форменный китель.
— Сходить с вами? — предложил курсант.
— Без сопливых разберемся, — отказался старый служака. — Разве тебя можно порядочным людям показывать? Форма толком не глажена, ботинки не чищены, разгильдяй, да и только. Сиди тут, «Опель» охраняй. Авось, несильно опозоримся.
— Я чистил, — возразил для порядка Коля, но Вахрамеев не стал его слушать.
Жизнь цесаревича в последние несколько дней совершенно переменилась. Скованный еще совсем недавно тысячей условностей и запретов он вдруг получил, хоть и довольно относительную, но свободу. А какие люди его окружали? Иной раз казалось, что им вообще нет дела до статуса их нового товарища. Таня, такая скромная и приветливая в обычной жизни, во всем, что касалось авиации и службы, становилась бескомпромиссно требовательным, жестким наставником и инструктором.
Виктор, напротив, оказался изрядным разгильдяем, но при этом хорошим другом. А дядька Игнат — это вообще было нечто. В этом упрямо не желающем стареть балагуре и весельчаке причудливо сочетались свойственная большинству армейских бурбонов грубость с невероятной находчивостью. И еще весьма своеобразное чувство юмора. Впрочем, последнее было свойственно всем членам экипажа «Ночной Птицы», включая обычно молчаливого и отстраненного артефактора-бортинженера со странным для японца именем Ибрагим.
Глава 15
Горелин Олег Петрович оказался очень юным, с ярким румянцем и едва намеченным темным пушком над верхней губой. Впрочем, мундир на нем сидел отлично и пошит был явно умелой рукой и из отменной ткани.
— Что-то вы, ваше благородие, молоды больно для присяжного…, — не без сомнения рубанул правду-матку Вахрамеев. — Давно ли в законники вышли?
— Э, да, я студент пятого курса, прохожу практику. Адвокатов не хватает, вот меня и послали по этому делу работать… Опыта набираться…
— Еще один стажер…Дело-табак…, — не сдержался Игнат… — Ну ништо. Если встанет нужда, Семену Наумовичу позвоню, чай, не откажет в помощи… Ну, пошли, что ли, студент…
Дело, по которому присяжный поверенный вызвал Вахрамеева, оказалось довольно неожиданным. Купцы, которых якобы избили и ограбили его бывшие сослуживцы, вели различную мелкую торговлю по окраинам столицы. Кроме того не брезговали давать деньги в рост. Нельзя сказать, чтобы Кац и Мациевич считались столпами общества и благонамеренными горожанами, но все же
