них одинаковые.) Я бочком подобрался к огню и даже нашел не до конца обглоданную овечью кость. Тут же оказался и бочонок с водой. Только я расположился подремать, как меня заметил Вульф.

— Эй, ты! — завопил он. — С лошадьми закончил?

— Да, господин.

— Лошади, почитай что, дохлые, — лениво протянул один из саксов. У него был такой чудовищный акцент, что я едва разобрал смысл слов.

— Нет, господин. Им просто нужен уход, а иначе они действительно сдохнут, — как можно более уважительно возразил я. — А еще хорошо бы их подковать.

— Чего-чего? — удивился Вульф.

Однако остальные задумчиво покивали, и тема лошадей была забыта, а Вульф вернулся к своему ковшу. Я понял, что о лошадях они почти ничего не знают, и у меня немного отлегло от сердца. Вот интересно, с рабами они так же обращаются?

Я грыз кость и думал, как ускользнуть под покровом ночи, пока саксы пьют. Однако такой возможности не усматривалось. Лагерь хорошо охранялся, и часовые едва ли пропустят раба-бритта, вознамерившегося покинуть лагерь ночью. А даже если мне и удастся проскользнуть, далеко ли я уйду, босой и уставший? «Может быть, завтра, — подумал я. — Раздобуду какую-нибудь обувь и немного передохну…»

— Эй ты! Британец!

Голос принадлежал Эдуину.

— Да, мой господин?

— Ты вроде говорил, что умеешь играть на арфе?

— Говорил, господин.

— Ну, так возьми арфу, вон там, где свалена добыча, и сыграй что-нибудь.

Может, они обращаются с рабами так же, как с лошадьми? Я отложил кость и заковылял к арфе. Саксы, удовлетворившие первый голод, заинтересованно смотрели в мою сторону. Некоторые выжидательно откинулись назад, привалившись спиной к деревьям.

— Какую песню спеть для вас, господин? — спросил я у Вульфа.

— Давай какую-нибудь боевую. Хорошую.

Я пробежался пальцами по струнам, подстроил пару из них и задумался. Наверное, бриттская песня про победы над саксами им не понравится. Петь по-ирландски тоже не стоит. Зачем им знать, откуда я прибыл? Да и об Оркадах они едва ли слышали. Я решил остановиться на песне о танце с мечами (Огонь! Сталь! Дуб, ночь; земля, камень и свет костра...). Им понравилось, они отбивали такт ладонями по бедрам, глаза блестели из-под кустистых бровей. Когда я закончил, мне принесли рог с медовухой.

— Сыграй еще что-нибудь, — произнес голос с сильным акцентом.

— Какого рода, господин? — спросил я, с удовольствием допивая мед.

— Сыграй «Плач по павшим», арфист», — раздался из темноты голос. Человек говорил на британском языке без малейшего акцента.

Саксы как один вскочили.

— Се Циннинг! — крикнул Эдуин.

Мне приходилось раньше слышать этот титул, которым величают самых важных саксов в Британии. Все равно, что «король».

— Кердик! — произнес Вульф и добавил формальное приветствие.

Король западных саксов столь же формально ответил и вошел в свет костра. Позади стоял, видимо, телохранитель.

Кердик оказался невысоким худощавым человеком, даже не особенно похожим на сакса. Жилистый, с рыжими волосами, зеленоглазый, бородатый. Вовсе не красавец. Но с первого взгляда в нем ощущалась внутренняя мощь. Сила сквозила даже в манере носить плащ, причем так, чтобы обязательно видна была пурпурная кайма, положенная вождям. Он с улыбкой махнул рукой моим пленителям, показывая, что можно сесть, и сам уселся у огня, удивительным образом сохраняя властность и простоту одновременно. Наверное, он действительно был великим вождем. Но когда свет костра отразился в его глазах, я вдруг понял, что вот в нем-то как раз давно поселились Тьма и хищный голод, обостривший силы, таланты и способность без колебаний бросать людей, словно копья, в цель. И его спутник оказался вовсе не телохранителем. Вот уж в ком Тьма обосновалась прочно и навсегда. От него исходило ощущение черного незримого огня, выжигающего даже тени вокруг. Этот другой шагнул вперед вслед за Кердиком и прилег тут же, на земле. Очень заметный человек: высокий, светловолосый, с бледно-голубыми глазами, характерными для саксов, на редкость красивый. Думаю, лет ему было за тридцать. А уж разодет так, что королю впору. Он моментально ощутил на себе мой взгляд. На мгновение наши взгляды встретились, и он даже подался вперед, словно высматривая что-то. Я поспешил отвернуться.

Вульф подобострастно подал вновь прибывшим мед. Кердик отпил из рога и одобрительно поднял брови.

— Прекрасный мед, Вульф Эдмундсон, — сказал он все еще по-британски. — Это из последнего набега? Я же говорил, что в Даунсе умеют варить мед. Может, там и виноград можно выращивать? Ну, бритт, играй, что тебе велели.

— Да, милорд, — прошептал я, не глядя на него. — «Плач по павшим».

Если раньше его глаза равнодушно скользнули по мне, то теперь, когда я заговорил, он пристальней вгляделся в меня. И тут же оглянулся на своего спутника. Тот кивнул и побарабанил пальцами по колену. Кердик нахмурился.

Я подстроил струны. У песни было сложное вступление, но я хорошо его помнил. Эти двое были по-настоящему важными персонами. Кердик, Cyning thara West Seaxa, как сказали бы его люди, а вот кто этот другой? Я же вижу, что это сильный темный маг. Я-то думал, что Кердик не служит Тьме, что он просто использует ее ради своих амбиций, но теперь… Этот другой очень похож на Моргаузу.

Итак, «Плач по павшим». В этой песне больше причитаний, чем подвигов. А ведь сложена-то песня в память погибших от рук саксов, среди которых я сейчас сижу. Я спел эту знаменитую жалобную, медленную, жестокую и гордую песню, которая родилась в память о том времени, когда провинцию на юго-востоке Британии захватили саксы, старую песню, которая называла провинцию еще более древним названием, землей Кантий.

Немало саксов легло

У белых морских утесов,

омытых слезами женщин.

Да только горька наша слава:

Наш вождь уходит в Ифферн,

Так и не познав победы.

Пируют на полях орлы.

Горькая жатва нас ждет.

Они сражались с саксами

И пали в бою.

Соберем их тела,

Наполним колодцы слезами.

Не вернутся воины Кантия.

Кердик внимательно слушал и кивнул, когда я взял последнюю ноту.

— Очень хорошая песня. И спето отменно. Ты — прекрасный арфист.

— Благодарю тебя, Великий Вождь, — сказал я смиренным тоном. Не стоило давать ему повод подозревать во мне