Шрифт:
Закладка:
Решительно толкнул ногой калитку. Во дворе гуляли две девочки-близнецы, дочери Семерихина — Римма и Мира. Они играли с собакой, запрягали ее в старую детскую коляску. Услышали стук калитки и побежали навстречу Семерихину.
— Папка пришел! Папочка!
Отец присел на корточки, вынул из кармана леденцы, насыпал дочерям в ладошки.
— Золушки вы мои. С Барбосом играете?
Он ласково смотрел на девочек, на их растрепанные волосики, расцарапанные коленки.
— А где мама? Пришла?
Девочки сосали конфеты, укоризненно уставились на отца.
— Ты опять пьяный? — сказала одна.
— От тебя водкой пахнет, — сказала другая.
Семерихин рассердился.
— Где мать, я спрашиваю? Отвечайте!
Девочки испуганно насупились.
— В школу вызвали. У Кольки опять двойки и сплошные прогулы.
— И дневник потерял, — сказала одна девочка.
— Мама ему по щекам надавала, — добавила другая.
Семерихин огорченно смотрел на девочек, гладил их по головкам.
— А Коля где? — спросил он после молчания.
— На речку пошел.
— Купается?
— С ребятами под лодкой сидит.
— В карты играют и папиросы курят.
Семерихин сел на траву, привлек к себе девочек. Грустно смотрел на собаку. Девочки прильнули к отцу, притихли.
— Ну, ладно, — сказал он мирным тоном. — Пойдемте, бедняжечки. Покормить же вас надо.
Он вытер девочкам носы, поправил волосы, повел в дом.
Утром он пришел на работу, когда сослуживцев еще не было в комнате. Набрал номер телефона.
— Людмила Васильевна? Говорит Семерихин. Здравствуйте. Ничего нового? Как было… решил, решил! По этому поводу и звоню вам. Плохо ему будет в моей семье. Очень плохо. На всякий случай, знайте мое мнение.
Людмила Васильевна опустила трубку, возбужденно отодвинула стул, нервно зашагала по кабинету.
В дверь постучались и, не дождавшись ответа, вошли Григорий Романович и милиционер Смирнов.
— Разрешите? — спросил Григорий Романович.
— А, здравствуйте, товарищ Смирнов, — встала она из-за стола и подала руку Смирнову. — Чем порадуете?
— Да вот новое дело открылось, — сказал Григорий Романович. — Милиция еще одного беглеца опознала. Помните, Михаилом назвался, из Курска. С Юрой и Димкой дружит?
— Помню, и что?
— Пришел запрос из Курска, — вмешался Смирнов. — По всем приметам выходит, что этот парнишка участвовал в ограблении ларька в Курском парке культуры и отдыха.
— С чего вы взяли, что это именно он? Миша на грабителя не похож. У него отец пьяница, избивает мать и детей, вот он и сбежал.
— Кабы так-то, — сказал Смирнов. — Из Курска верную примету указывают. На левой руке у него наколка. На каждом пальце написано по одной букве, а все вместе читай «Миша».
— Вы видали? — спросила Людмила Васильевна у Григория Романовича.
— Не заметил.
— Ну, вот видите. Я тоже не заметила.
— Легко проверить, — сказал Смирнов. — Позовите его сюда, все станет ясно.
— Хорошо, зовите.
И вот они все четверо в одной комнате. Мальчик стоит у порога и с испугом смотрит на взрослых, ждет, когда начнут спрашивать.
— Здравствуй, Миша, — спокойно сказала Людмила Васильевна. — Проходи сюда, садись.
Миша робко прошел к дивану, сел на краешек.
— Это правда, что ты из Курска? — спросила она.
— Правда.
— Курская милиция прислала запрос о тебе.
— А как они узнали, что я здесь? — удивился Миша.
— Ты же сам писал своему приятелю, чтобы предупредил родителей, что ты жив и здоров, — сказал Смирнов. — Писал?
— Писал, — потупился Миша. — Но я не сообщал обратного адреса.
— А милиция по штемпелю узнала, что твое письмо отправлено из Москвы с Павелецкого вокзала. Возникло предположение, что ты здесь, в приемнике, они прислали нам запрос и не ошиблись.
Миша вдруг зашмыгал носом и заплакал.
— Не выдавайте меня, Людмила Васильевна. Я не хочу в тюрьму.
— При чем тут тюрьма? — успокоила его Людмила Васильевна. — Ты же говорил, что у тебя отец алкоголик, избивает мать, тебя, от этого ты и убежал из дому. Я же поверила твоим словам.
Миша всхлипнул и вытер рукавом слезы.
— Это неправда, — сказал он. — Я все наврал. Мы с ребятами сломали замок на ларьке и ограбили. Я боялся, что меня будут судить.
— Вот видите, — сказал Смирнов.
— А вы всем верите, Людмила Васильевна, — вставил Григорий Романович. — По нему же сразу видно, что за птица.
— И что вы взяли в ларьке? — ровным тоном спросила Людмила Васильевна.
— Ящик лимонаду и десять пачек папирос.
— Зачем же ты так сделал?
— Я вместе с ребятами, это они уговорили. Заступитесь за меня, Людмила Васильевна.
— Как же я заступлюсь, если ты вор?
Мальчик затрясся весь от обиды.
— Я не вор! Никогда ничего не крал. Это я по глупости, никогда больше не буду. Поверьте мне, честное слово!
— Ты понимаешь, что натворил? — спросила Людмила Васильевна. — Ты уже большой, должен отвечать за свои поступки. И об отце так нехорошо говорил.
— По дурости я, — сказал Мишка. — Сделал глупость и убежал от страху. Провались этот лимонад и папиросы. Простите меня, заступитесь.
— А я не поверила, когда мне сказали про твои похождения. Теперь вижу — все правда. Что это у тебя на руке?
Она взяла левую руку мальчика, прочла наколку. На каждом пальце с тыльной стороны темнели большие буквы: М-И-Ш-А.
Милиционер и Григорий Романович с удовлетворением прочли татуированную надпись.
— Давно расписал? — спросила Людмила Васильевна.
— Ребята подговорили, не буду я с ними больше дружить. Заступитесь за меня.
— Ладно, иди в свою группу, потом разберемся, — сказала Людмила Васильевна.
Миша посмотрел на всех раскаянным взглядом, тихо вышел за дверь.
Взрослые остались одни и молчали.
— А вы жалели его, верили басням, — сказал Григорий Романович.
— Что делать? — виновато пожала плечами Людмила Васильевна. — Лучше в одном человеке обмануться, чем всех подозревать. Я и сейчас думаю, что он неплохой мальчик, нечаянно оступился.
— Отправим в Курск, там разберутся, — сказал Смирнов. — Дело ясное.
— Я прошу вас, напишите самое положительное наше впечатление о мальчике и изложите нашу просьбу не выносить строгого приговора. Надо дать полную возможность мальчику исправить свою ошибку.
— Я с вами согласен, — сказал Смирнов.
— А вас, Григорий Романович, я попрошу самому съездить в Курск вместе с мальчиком и помочь товарищам правильно разобраться в его судьбе. И, если я в чем ошибаюсь, поправьте меня.
Людмила Васильевна пересекла двор детского приемника, направилась к белокаменному зданию мастерских. Здесь работали дети, человек сорок. Из тоненьких струганых реек ребята сбивали ящики для посылок.
У освещенной белой стены стоял Юра и черным углем рисовал портреты своих товарищей. Там уже красовалась целая галерея знакомых лиц: Димки, Мишки, вихрастого цыганенка, маленького паренька из Херсона.
Юра увидал Людмилу Васильевну,
