Шрифт:
Закладка:
Прошу меня хорошо понять: если один человек хочет совершить самоубийство, а другой об этом не знает, то опередить самоубийство убийством, по теории вероятности, почти невозможно. Такие стечения обстоятельств могут происходить только в низкопробных детективных романах.
Существует другая возможность: убийца знает о желании другого человека покончить счеты с жизнью. Это, конечно, возможно, потому что один человек может признаться в своих намерениях другому. Но тогда убивал бы только сумасшедший. К чему убивать и подвергать себя опасности быть повешенным, если человек, которого мы хотели бы убить, сделает это за нас? Достаточно подождать и, может быть, как-то воздействовать на его психику, и он сам сделает то, чего мы от него требуем, не подвергая нас риску страшного наказания и страху перед раскрытием убийства. Поэтому эта возможность тоже была совершенно абсурдной…
Джо сделал паузу и откашлялся.
— Не хотите ли вы этим сказать, что держите нас здесь уже около часа, чтобы объяснить нам, что благодаря вашим безошибочным рассуждениям мы можем разойтись с уверенностью, что мой брат не убит и не совершил самоубийства, несмотря на легион прощальных писем и отсутствие отпечатков пальцев всюду, где, с вашей точки зрения, их должны быть целые стада? — Сирил Бедфорд усмехнулся, вынул трубку и закурил. — Это так?
Джо развел руками.
— В таком случае, прошу прощения. Но я не вижу другого способа, кроме как пройти пункт за пунктом, в том самом порядке, в каком рассуждал я. Итак, мы остановились на ситуации, которая с виду не поддавалась никакой логической развязке. Признаюсь, это были неприятные минуты. Я просчитал все варианты и пришел к выводу, что сэр Гордон не умещается ни в одной из восьми комбинаций.
А ведь больше их нет!
И тогда я вдруг увидел пробел в своих рассуждениях… Когда я анализировал первые семь возможностей, я был совершенно прав. Но восьмая!..
Он выдержал драматическую паузу и заговорил быстро, почти весело, как будто развязка проблемы значила для него в эти минуты больше, чем присутствие этих пятерых, таких заинтересованных людей.
— Итак, я предположил, что сэр Гордон либо хотел совершить самоубийство, а убийца об этом не знал и убил его, что я считал невозможным стечением обстоятельств. Либо хотел совершить самоубийство, и убийца, зная об этом, опередил его, что я считал абсурдом, так как это было бы доказательством полного безмыслия убийцы, а такой патологической личности я среди подозреваемых не заметил. Но я совсем забыл об одном: что сэр Гордон Бедфорд мог написать письмо номер 2, совершенно не собираясь кончать жизнь самоубийством.
— Как это? — Роберт Рютт протер глаза, уставшие от неотступного вглядывания в лицо говорящего. — Не хотел, а написал прощальное письмо, и тут его кто-то убил и подбросил другое прощальное письмо? Простите меня, но что вы говорите? В этом же нет никакого смысла. Еще меньше, чем во всем остальном.
— Хм… — Во взгляде Джо не было симпатии. — Вы так думаете? Позвольте мне еще в течение нескольких минут продолжить мои абсурдные выводы. Я знал более длинные следствия, чем это, и думаю, что полиция не замучила вас избытком вопросов. По правде, мы здесь всего-то неполных три часа, и даже не допросили еще всех домашних. Поэтому я позволю себе, — он повернулся к остальным, — договорить все до конца.
— До конца? — спросила, прищурив глаза, Сильвия. — Вы в этом уверены?
— Абсолютно. До конца — это значит, до объяснения вам, кто и при каких обстоятельствах убил сэра Гордона Бедфорда.
Наступила мертвая тишина.
— О, Господи… — прошептала Агнес Уайт. И снова воцарилось молчание.
— Да… — Алекс сел и закурил сигарету. — Когда я дошел до того, абсурдного, как сказал мистер Рютт, вывода, я задал себе вопрос: что мы вообще знаем? Знаем только, что сэр Гордон этой ночью, перед смертью, написал письмо, в котором говорит, что устраняется с дороги двух любящих друг друга людей. Но ведь это письмо не подписано, и на нем нет отпечатков пальцев. Это значит, что, положенное перед любым самоубийцей, оно выполнит ту же роль, если только самоубийца будет соответствовать тому психологическому портрету, который имеется в письме…
— То есть? — не поняла Сильвия.
— Очень просто. Подумаем. Если бы, например, мистер Рютт влюбился бы в вас и вы ответили бы ему взаимностью, но при этом, одновременно, он испытывал бы такие мучительные угрызения совести, что мысль о подлости, которую он допустил по отношению к человеку, который опекал его, был его покровителем и работодателем, не позволила бы ему жить дальше, то не объясняло бы такое письмо этот шаг? Когда это стало мне ясным, то я понял, что только тот факт, что мы нашли мертвого сэра Гордона, заслонил нам с самого начала эту единственную логическую возможность.
— Как это? — Глаза Сильвии изумленно раскрылись. — Но ведь Роберт жив, а он мертв!
— Именно. Ну а если предположить, что капсула, найденная в кармане сэра Гордона, была предназначена для мистера Рютта, так же, как то письмо? Если слова «Потом быть с ней нежным» в IN MEMORIAM прочесть под этим углом зрения? Если фактом является то, что и с банки, и с кофеварки стерты все следы пальцев, а в IN MEMORIAM мы читаем: «Баночка, попросить его, чтобы всыпал обратно. То же с кофе», — тогда становится понятным, что достаточно мистеру Рютту прийти в кабинет, всыпать по просьбе сэра Гордона цианистый калий обратно в банку, а потом сварить кофе, и таким простым способом только его отпечатки пальцев останутся на ключевых местах при расследовании возможного самоубийства. Если к этому добавить прощальное письмо, напечатанное на машинке… И заметку в IN MEMORIAM: «Велеть ему написать несколько слов. Сжечь!» — то ясно, что сэр Гордон мог попросить мистера Рютта написать под его диктовку несколько слов, достаточных для того, чтобы на бумаге остались отпечатки пальцев…
— Да… но вы при этом исходите из предположения, что я спустился бы вниз, и тогда он убил бы меня, создавая видимость моего самоубийства. Но ведь все знали, что он работает в кабинете и что я приду… И буду вместе с ним.
