– Нет.

– Что вы должны добиться своего – и по своему расписанию?

– Нет.

– Вы все орали ему, приказывали бросить нож, делай, как мы велим, сейчас же, ну. А он не подчиняется. Орет еще. У вас вскипает адреналин. И вы хотите, чтобы все это уже закончилось. Должен ведь быть конец, и настать он должен быстро. Вам не терпится. Вы не можете отступить. Всем вашим пистолетам наизготовку не удалось заставить его сделать то, что вы от него хотите, и от этого все вы просто с ума сходите. Думаете: ты покоришься нашей воле.

– Нет.

– И сделаешь это сейчас же, потому что мы тут уже сколько – десять минут?

–

– А это довольно времени, верно? Это уже слишком долго. Сюжет отходит от того, что вы признаёте нормальным и правильным. Нормально и правильно, чтобы он подчинился – или умер по вашему расписанию.

– Нет.

– Вы соображаете, что мы за странная порода людей? Никто больше не рассчитывает так же, как мы, чтобы все стало, как им угодно. Знаете, какое безумие это навязывает всему миру – что мы рассчитываем на то, что все будет по-нашему, всякий раз, когда нам в голову приходит какая-то мысль? Что двенадцать вооруженных до зубов мужчин могут окружить одного человека с ножом для стейков, и исходом этого будет казнь на заднем дворе? Не показывает ли это вам, что нам нужно поработать над собой? Что как людям нам есть куда расти?

–

– Ну?

– Что – ну? Конечно. Нам нужно расти. Я прикован цепью к свае. Вам есть куда расти. Ваш друг мертв. Нам есть куда расти. Вокруг нас рушится вот эта база. Нам есть куда расти. Я это знаю – только не вижу, как это помогает вам или кому-то еще. А поверх всего этого мне кажется, что ничему-то вы не научились.

– Вы так неправы. Господи, какой же восторг, до чего вы неправы.

Строение 55

– Просто хочу тебе сказать, до чего же ты неправа. До чего же ты всегда неправа – и всегда была неправа.

– И ладно, Томас.

– Все это было необходимо. Я только что всю эту штуку с Доном распутал. Легавый покаялся. Я все знаю.

– Ты привез сюда сотрудника полиции?

– Я могу забрать, кого захочу.

– Томас, тебе знать бы, что меня как твою мать заботит твое благополучие. Я не хочу, чтобы тебя убили. Ты должен это знать. Я слышала вертолеты, и у меня нехорошее предчувствие. И какие бы разногласия и споры у нас с тобой ни были, я хочу, чтоб ты жил дальше и исцелился.

– Если это произойдет, ты в этом никак участвовать не будешь. От тебя совсем никакого проку. Я все вынужден был делать сам. Привез сюда легавого, и он оказался одним из тех, кто застрелил Дона, и я теперь знаю, почему.

– Надеюсь, ты не нанес ему вреда.

– Не нанес.

– Вертолеты все ближе, сын.

– Нет. Они прилетели и улетели. А я спрятал фургон на старом роликовом катке. Мне суждено было здесь быть, чтобы мне явилась истина.

– Не знаю, почему ты такое значение придаешь смерти Дона сейчас. Ты даже на похороны к нему не пошел.

– Это ни к чему никакого отношения не имеет.

– Вы же и не так близки с ним были.

– Он был моим лучшим другом.

– Он был твоим лучшим другом? Да ты не видел его много лет.

– Ты ничего про это не знаешь.

– Да знаю я. Ты даже не… Да ладно.

– Говори, кошмарная ты личность.

– Ты раньше был ему лучшим другом. Но когда ты его бросил, как ты считаешь, как такой пограничный случай будет…

– Что?

– Ничего. Не стоит об этом.

– Еще раз скажи.

– Прошу тебя. Забудь. Сама не знаю, что я несу.

– Нет, не знаешь.

Строение 60

– Вам известно, почему вы здесь?

– Нет. Вы сделаете мне больно?

– Нет. Но мне нужны ответы – и побыстрее. Осталось не очень много времени.

– Ладно.

– Вы знаете больницу, где я вас нашел… вы работали там в 2012 году?

– Да.

– Какая у вас там должность?

– Я начальник регистратуры.

– Хорошо. Хорошо. Я так и думал.

– Как вы меня сюда привезли?

– Помните, вы зашли в лифт, чтобы спуститься в гараж?

– Да. Так это были вы.

– Да. Потом хлороформ и получасовая поездка. С вами оказалось легче всего, почти как с моей мамой. Теперь послушайте. Некоторые тут провели уже несколько дней, поэтому нужно побыстрее. Дона Баня помните?

– Нет. Вы собираетесь делать мне больно?

– Давайте я фамилию по буквам скажу, потому что вы, наверное, не знаете, как это произносится. Б-А-Н-Ь.

– Постойте. Парень, которого полиция застрелила?

– Точно.

– Вы его знали?

– Знал. Помните меня?

– Должно быть, вы тот парень, кто… Случай с поджогом.

– Нет. То был не я.

– Как вас зовут?

– Не имеет значения. Но я знал Дона. Помните, что вы меня видели той ночью, когда его привезли?

– Не знаю. Возможно. Там все было кувырком.

– Но мать его вы помните?

– Да.

– Помните, как не допустили ее к ее сыну?

– Нет. Я ее не не допускала. Близким родственникам всегда можно навещать больных.

– Слушайте. Надо было с самого начала предупредить, что вам лучше рассказывать мне все и сразу. Пока я никому никакого ущерба не причинил, я не повредил астронавту, но вы меня провоцируете, когда врете. Вы больше не за той конторкой. Сейчас вам придется сказать мне правду.

– Извините.

– Теперь готовы?

– Да.

– Так почему вы не пустили маму Дона увидеть сына?

– Полиция мне сказала, что есть риск безопасности.

– Риск безопасности, если она увидит своего умирающего сына?

– Да. Но это было не мое решение. Там была толпа фараонов, и они разговаривали с руководством больницы, а я была просто девушкой за стойкой.

– Но вы из-за нее вызвали охрану.

– Мне велели вызвать охрану, да.

– И они убрали мать Дона из больницы.

– Да.

– А мне не разрешили войти в здание.

– Верно.

– Теперь вы меня помните?

– Да.

– Спасибо. Я рад, что помните. Когда маме Дона разрешили снова войти в больницу?

– Я не знаю.

– Никогда. Ей так и не разрешили туда зайти. Впервые своего сына она увидела в морге. После того, как легавые сделали все, что им нужно было сделать. Они сказали, что в него стреляли всего три раза.

– Это ко мне никакого отношения не имеет. Но я могу понять ваше раздражение – и почему это