бутылочка воды. Не спеша беру ее. Пытаюсь открыть, но не выходит. Она не начатая, пальцы скользят по крышке, но она не поддается. Злюсь внутри, а внешне все так же скорее глажу крышечку, чем открываю.

Аккуратно, что странно, у меня забирают бутылку и через секунду возвращают уже открытой. С моих губ чуть не выскользнуло слово благодарности, но я вовремя остановилась.

Я никогда не пила такой вкусной воды, не могу остановится. Выпиваю все до последней капли думая, что она как-то быстро закончилась, такая маленькая. Нужно было хоть чуть-чуть оставить на потом.

— Убивать сразу будете или помучаете напоследок? — отдаю пустую бутылку.

— Все зависит от тебя, — отвечает мордоворот, — мы ведь приходили и хотели по-хорошему, нравишься ты нашему боссу. Но этого оказалось недостаточно.

— А имя у босса есть?

— После того, как ты его узнаешь, — говорит тихо и вкрадчиво, — у тебя не будет ни единого шанса выжить, поэтому молись никогда не узнать, кто наш босс.

Его ответ рождает у меня озноб по всему телу, становится холодно и жарко одновременно. После того, как мой мозг испил воды, начинаю потихонечку понимать, что я вляпалась в непростую жопу, а очень большую и серьезную.

— А если я сейчас отдам землю и пообещаю молчать, — почему мне хочется спать, будто не спала неделю, усталость внезапно накатывает на меня, — вы меня отпустите?

— Боюсь, что нет, — мужчина подходит очень близко ко мне, нет сил его толкнуть, да и бессмысленно в моем положении, — его бедро бедро касется моего плеча, вздрагиваю.

Внезапно чувствую его руку у себя на плече, немного сжимает в немом жесте поддержки. Не понимаю, что это за жест такой, он что меня подбадривает, или? Поднимаю на него взгляд, в нем нет похоти, а значит можно выдохнуть. Пока нет, так что лучше не дышать вообще…

Больше он не говорит ни слова, разворачивается и уходит. Мне тоже нечего сказать. Меня не отпустят, во всех фильмах, что я смотрела не отпустили похищенных людей, их убивали. Редко, но иногда спасали.

Мои шансы на то, меня успеют найти не очень велики. Эти люди без проблем меня выкрали с парковки, на которой были камеры, и, если меня до сих пор не нашли, думаю мордовороты замели следы.

Не помню, как, но я снова проваливаемся в сон. Он не глубокий, на задворках сознания слышу голоса, но не могу открыть веки чтобы увидеть разговаривающих. Мне кажется, до меня кто-то дотрагивается, но и на это никак не могу отреагировать. Меня будто взял в плен сон, атаковал все мои мышцы, сознание. Или морфей забрал меня в свое царство навсегда.

*****

Нехотя разливаю глаза от того, что кто-то меня дергает за руку.

На корточках передо мной сидит второй, со шрамом, смотрит без каких-либо эмоций.

— Эй, — все еще дергая мое плечо говорит, — просыпайся.

— Не хочу, — говорю правду пытаясь повернуться спиной к собеседнику.

Он мне не дает этого сделать удерживая. Пытаюсь что-то ответить, но сил даже на это нет никаких. Мужик встает и взяв меня больно за плечи поднимает меня и ставит на ноги. Держит почти на весу как тряпичную куклу, это нормально чувствовать такую слабость? Я только и делаю что сплю, даже не знаю день сейчас или ночь. Да и не важно это все, единственное что важно, ищет ли меня хоть кто-то.

— Я сейчас тебя посажу, а ты не смей ложится, опять подниму, — говорит он в мое лицо, которое расплывается у меня перед глазами. У него как у лохнесского чудовища, много глаз и шрамы под каждым, дикое зрелище, однако.

Я кое как из последних сил сажусь обратно в вонючую кровать, или это пахнет от меня. Неожиданная боль в животе заставляет меня ахнуть, мой мочевой наверно намекает мне, что он не долго сможет держаться.

— На, — мужчина протягивает мне что-то маленькое, я не могу рассмотреть, что это, да и не то, чтобы это меня интересовало сейчас. Я не беру с его руки предмет, и даже не смотрю на него обдумывая что все же стоит пописать. Пить хочется так же, как и писать, и спать...

Слышу какое-то шуршание в руках шромированного, становится любопытно что у него, но не до такой степени чтобы повернуть голову. Неожиданно в мой рот вторгается что-то сладкое, и гадкое. С опозданием понимаю, что это конфета, кажется барбариска. Рот сразу наполнился слюной, очень вкусная конфетка. Перекидываю ее с одной стороны рта в другую.

— Тебе нужно подписать кое какие документы, — садится передо мной на корточки, — и нужно что то есть, а то и неделю не протянешь, — спокойно констатирует факт.

— Я все равно отсюда не выйду живой, — голос все так же тихий, но мне определенно стало немного лучше от сладости во рту.

Он ничего не говорит, молчит, наверное, понимая, что оно так и есть. Врать и обнадеживать бесполезно.

— Не думай пока этом, — поднимаясь говорит, — постарайся не спать, это не хорошо, что ты не можешь никак прийти в себя.

Не хочу приходить в себя, от меня воняет и это сейчас более чем понятно. Волосы спутанные и мои попытки их сгладить пальцами не имеют успеха.

Сладость конфеты очень быстро заканчивается и, кажется, я созрела пописать, осторожно пытаюсь встать, попутно прислушиваясь, не хватало чтобы в этот момент кто-то пришел. Меня штормит, но я не падаю и это уже хорошо. Преодолев расстояние, я все-таки освобождаю свой мочевой.

Сажусь обратно на матрас и начинаю невольно осматривать место, в котором меня закрыли. Когда приходил шрамированный, он не закрывал дверь, а значит чисто теоретически, я могла бы вырубить здоровяка чем-нибудь и убежать.

Смешно даже стало от мыслей! Я уверена, что он тут не один, и что я не смогу вырубить не то, что мужика, но даже мышь! Остается ждать пока меня найдут, но найдут ли, и ищут вообще.

Через какое-то время шромированный возвращается в мою камеру, в руках у него какой-то пакет. Кладет его рядом со мной.

— Ешь.

Беру пакет в руки не к чему пререкаться, мне нужны