в коей мере не беспокоились. Все шло в соответствии с планом. У каждого в кошеле лежал перевязанный ремешком маленький мешочек с камнями только чистой воды, поскольку Дженгао, который валялся сейчас оглушенный у себя на полу и хрипло дышал, нужно было позволить и даже помочь вновь развернуть свое дело, чтобы дать ему созреть для нового сбора урожая. Чуть ли не первой заповедью Цеха Воров было не убивать курочку, которая несет коричневые яички с рубинами вместо желтка или белые, но с алмазным белком.

Помимо удовлетворения от хорошо выполненной работы, воры испытывали радость, что идут прямо домой, причем не к женам – избави Аарт! – и не к родителям и детям – упаси от этого боги! – а в Дом Вора, штаб-квартиру и казарму всемогущего Цеха, который был им отцом и матерью в одном лице, поскольку женщинам было запрещено входить во всегда открытые высокие ворота на Грошовой улице.

Несмотря на то что вооружение каждого состояло лишь из предписанного правилами воровского ножа с серебряной рукояткой – это оружие использовалось лишь в междоусобных разборках и являлось скорее символом принадлежности к Цеху, – оба вора чувствовали себя в безопасности: их сопровождали трое надежных профессиональных убийц, нанятых на вечер в Братстве Душегубов, причем один следовал далеко впереди в качестве головного дозора, а двое других двигались сзади, составляя арьергард и главную ударную силу; все трое перемещались, понятное дело, почти незаметно, ведь эскорт подобного рода не должен бросаться в глаза – так, по крайней мере, считал Кровас, великий магистр Цеха Воров.

И словно всего этого было недостаточно, чтобы Слевьяс и Фиссиф чувствовали себя в полной безопасности, рядом с ними, в тени у домов бесшумно скользило если и не вполне уродливое, то во всяком случае какое-то большеголовое существо, которое могло быть или крошечной собачонкой, или котом-недомерком, или гигантской крысой. Порою оно довольно бесцеремонно, словно желая ободрить воров, подбегало к их осторожным, обутым в войлочные туфли ногам, но тут же снова пряталось в самую густую тень.

Да и нельзя сказать, что спутники были в полном восторге от этого последнего стража. Отойдя шагов на сорок от лавки Дженгао, Фиссиф, продолжая идти на цыпочках, изогнул свои пухлые губы и тихонько шепнул в принадлежащее Слевьясу ухо с крупной мочкой:

– Будь я проклят, если мне нравится этот выкормыш Христомило, который болтается у нас под ногами, – не важно, охраняет он нас или нет. Плохо, что Кровас взял на работу или вынужден был взять чародея весьма сомнительной, если не сказать сильнее, репутации и внешности, но…

– Заткни хлебало! – еще тише прошипел Слевьяс.

Пожав плечами, Фиссиф умолк и стал с еще большей настороженностью озираться, особое внимание обращая на дорогу впереди.

В той стороне, куда они направлялись, у перекрестка с Золотой улицей, Чистоганную пересекала закрытая галерея, располагавшаяся на уровне второго этажа и соединявшая два дома, в которых помещались мастерские знаменитых каменотесов и скульпторов Роккермаса и Слаарга. Фронтоны обоих домов были украшены неглубокими портиками с непропорционально большими колоннами разнообразных ордеров, выполнявшими скорее рекламную, нежели конструктивную функцию.

Из-под галереи послышались два тихих коротких свистка, которыми шедший впереди наемник возвещал: засады или чего-либо подозрительного нет, на улице Желтого Дьявола тоже чисто.

Фиссиф вовсе не обрадовался этому сигналу. Сказать по правде, толстому вору нравилось чувство настороженности и даже страха, во всяком случае до известных пределов. С трудом сдерживаемая внутренняя паника заставляла его сердце биться чаще и ощущать всю полноту жизни даже острее, чем забавы с женщинами, которые он время от времени себе позволял. Поэтому он пристально уставился сквозь редкий, отдававший сажей смог на фронтоны и галерею домов Роккермаса и Слаарга, приближаясь к ним вместе со Слевьясом с виду ленивым, но довольно быстрым шагом.

В стене закрытой галереи были прорезаны четыре небольших оконца, а между ними в нишах стояли – тоже в качестве рекламы – три гипсовые статуи в натуральную величину, несколько изъеденные многолетней непогодой и окрашенные в различные оттенки серого цвета таким же многолетним смогом. Проходя перед ограблением мимо этих домов, Фиссиф успел рассмотреть статуи, бросив на них через плечо быстрый, но проницательный взгляд. И теперь ему показалось, что правая статуя претерпела какие-то неуловимые изменения. Она представляла среднего роста в плаще с капюшоном человека, который задумчиво стоял, скрестив руки на груди. Впрочем, нет, происшедшие изменения не были такими уж неуловимыми: теперь, как показалось Фиссифу, плащ, капюшон и лицо статуи приобрели более ровный темно-серый оттенок, черты ее лица стали более резкими, менее изъеденными временем и – толстый вор готов был поклясться в этом – сама статуя сделалась ниже ростом!

Более того, прямо под нишей появилась груда серых и белых камней, которых прежде тут вроде не было. Фиссиф попытался припомнить: не слышал ли он среди суматохи налета, среди всего этого оживления, когда они душили леопарда, оглоушивали хозяина лавки, и среди всего прочего – не слышал ли он какого-нибудь отдаленного грохота, и теперь ему казалось, что так оно и было. Живое воображение помогло ему представить дыру или даже дверь позади статуи, откуда последняя могла получить сильный толчок и обрушиться на какого-нибудь прохожего, к примеру на него или Слевьяса; он подумал, что правая статуя была разбита в процессе испытания ловушки и потом заменена ей подобной.

Когда они со Слевьясом будут проходить под галереей, нужно не спускать глаз со всех трех статуй. Если он увидит, что одна из них покачнулась, отпрыгнуть в сторону не составит никакого труда. Но если такое случится, следует ли ему столкнуть Слевьяса с опасного места? Это нужно хорошенько обмозговать.

Затем неуемное внимание Фиссифа переключилось на портики с колоннами. Колонны, очень толстые и ярда три высотой, были расставлены через неправильные интервалы и различались между собой формой и расположением каннелюр, поскольку Роккермас и Слаарг слыли авангардистами и придавали большое значение впечатлению незаконченности, беспорядочности и неожиданности своих творений.

Однако Фиссифу, который был уже начеку, показалось, что элемент неожиданности усилился, поскольку под одним из портиков стало на одну колонну больше по сравнению с тем, что было недавно, когда он проходил здесь. Которая из колонн была новой, он с точностью сказать не мог, но был уверен, что таковая появилась.

Поделиться своими подозрениями со Слевьясом? Да, а тот снова зашипит на него, и в его тусклых глазках снова блеснет презрение.

Поперечная галерея была уже совсем близко. Фиссиф бросил взгляд на правую статую и заметил еще кое-какие ее отличия от той, которую запомнил. Несмотря на то