— Всё, что ли? Получше нет ничего?

— Как же-с, имеем Деламан, Гран Финь Шампань Виктория, пятнадцать за бутылку-с. Есть еще Бискви Дюбуше Первый консул, винтаж сорок девятого года-с, за шестнадцать с полтиной. Прикажете показать?

— Неси.

Пристойная посуда, скромно, но со вкусом. Взял в итоге винтаж, в фирменной деревянной коробке, в стружке.

Николай Васильевич был дома, но встретить меня не вышел. Проводили к нему в кабинет. И там я большого энтузиазма не увидел. Так смотрят на нелюбимых сыновей, пропивших семейные ценности и вернувшихся требовать денег на новый загул. Короче, никакой любви. Но хоть не выгнал, и то хорошо. Но мне становилось всё интереснее. Ситуация теперь выглядела совсем не так, как это было еще полчаса назад в яхт-клубе. Дурново говорил что-то туманное, что Склифосовского пришлось уговаривать, но я тут с какого боку?

— Не изволите ли объяснить, что привело вас к такому решению, Евгений Александрович? — после долгой паузы спросил хозяин кабинета.

— Что вы имеете в виду? Хотели другого на этот пост? Так только скажите, мне он как собаке лишняя нога. Сказали, что вы готовы приступить к работе исключительно в паре со мной, я из-за вас…

— А мне — что вы настаиваете на моем участии. И из чувства уважения…

Какая разводка! И ничего не откатишь назад.

— Вот же, прости господи… — я перекрестился, — челночные дипломаты.

— Это как? — удивился Николай Васильевич.

— Да анекдот такой есть, когда пришел один проситься на работу в дипломатический корпус. А его брать не хотят, дают задание для проверки — женить приказчика из лавки на дочери барона Гинцбурга. Тот говорит — проще простого. Через неделю возвращается, докладывает — свадьба в ближайшее воскресенье. Все в удивлении: как смог? — Очень просто. Я пошел к приказчику и спрашиваю: — Хочешь жениться на еврейке? Он мне: — Зачем?! У нас и своих девчонок полно. Я ему: — Да. Но она — дочка барона Гинцбурга, миллионщика! Он: — О! Это меняет дело… Тогда я на заседание правления дворянского банка и спрашиваю: — Вы хотите иметь председателем правления ярославского мужика? — Фу, — говорят мне в банке. — А если он при этом будет зятем Гинцбурга? — О! Это, конечно, меняет дело! Еду домой к барону и спрашиваю: — Хотите иметь зятем русского мужика? Он мне: — Что вы такое говорите, у нас в семье все — финансисты! Я ему: — А он как раз, — председатель правления дворянского банка! Он: — О! Это меняет дело! Доченька! Пойди сюда. Нашел тебе жениха. Это председатель правления банка! Та отвечает: — Фи… Все эти финансисты — дохляки или «бугры»! А я ей: — Да! Но этот — здоровенный ярославский мужик! Она: — О-о-о! Это меняет дело!

— То есть нам предложили то, чего еще не было? — грустно улыбнулся Николай Васильевич. — Хитрецы… Знал ведь, что верить нельзя никому из этой камарильи! Что притащили? Коньяк? Ставьте на стол, уроните еще. Ого! Для такого повод нужен экстраординарный.

— Ну у нас как раз такой. А не подскажете, что вам пообещали? Мне вот особняк, членство в яхт-клубе, и титул для Агнесс. И в чинах повысить до четвертого класса сразу.

— Медными трубами, значит. Ну да, вы молоды, амбициозны, вот они и сообразили такое. А мне… Научно-исследовательский институт, самый крупный в империи, финансирование, учеников. Дескать, сам, своей рукой впишешь расходы в бюджет министерства. Я как подумал, что не надо на поклон больше ходить всяким Морозовым да Рябушинским — из подштанников выскочил.

— Короче, работой поманили, — резюмировал я. — И что же нам теперь делать?

— Взялся за гуж, — тяжело вздохнул Склифосовский, — не говори, что не дюж. Завтра с утра поедем представляться Дурново. И смотреть помещения министерства. И вообще, как говорил Вольтер, случайностей не существует — все на этом свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвестие.

— Мне почему-то кажется, что у нас — исключительно второй случай. Значит, экономке гладить мундир, — повторил один в один я вздох.

Новые назначения от обязанностей по лечению, да еще и собственноручно на себя взятых, не освобождало. Хорошо, что начальства надо мной нет, а пациент коньячный выхлоп за большой грех не считает. Первые сутки, кстати, прошли, можно подвести краткие итоги. Хуже Яковлеву не стало. Температура, и так не очень высокая, снизилась до нормальной. Даже вот, вечером, когда у всех повышается, у Яковлева тридцать шесть и две. Тошнота меньше, поел бульончику куриного, и организм не отказался его принять.

На всякий случай у меня дублер есть, Дмитрий Леонидович. Он у нас специалист по микробиологии, кстати. Вот я его и притащил вчера, пусть описывает, наблюдает, пытается поймать нехорошего микроба. Клещи есть? После укусов люди болеют? Вот пускай ищет, двигает науку. В загул уйти не страшно, он меня подменит, если пропаду.

К счастью, попытки воспеть осанну прекратились довольно быстро. Сказку о добром волшебнике я грубовато прервал, объяснив больному и его дражайшей супруге, что двигает мной исключительно корысть, ибо я хочу двигатель для субмарины. Ну и взять их потом в рабство в качестве оплаты. Последнее я вслух не говорил, а то люди в таком состоянии к шуткам почему-то очень своеобразно относятся.

Рассказал ему про новый автомобиль и мечты сделать что-нибудь поистине эпохальное в этом смысле, чтобы можно было нормально ездить, а не только показывать. И впарил концепцию кузова, до которой человечество дошло в двадцатом веке. Демонстрировал практически на пальцах, взывая к воображению. Пациент идеей воодушевился, а когда я ему показал из окна свой новый «Бенц» с рулем, так и вовсе потребовал чуть ли не чертежные принадлежности в палату. Вот так и происходит лечение! Если заболевший силен духом, имеет обширные планы, то ему ни одна зараза не страшна. Особенно, если в крови еще плавает пенициллин.

Проснулся я рано, успел сделать необходимый для ясности ума и бодрости тела комплекс упражнений, и даже завершить занятия медитацией. Мысли за ночь как-то устаканились, и я решил, что