Ее удивляло и даже слегка пугало собственное спокойствие. Она только что изменила мужу — впервые за тринадцать лет брака, — а чувствовала себя так, словно ничего и не произошло.

Нет, подумала она. Кое-что произошло. Ничего мелодраматичного, ведь ее брак, честно говоря, уже много лет как распался. Кое-что изменилось у нее внутри, и была то не резкая волна отчаяния и вины, а растущая уверенность в своих силе и власти над событиями.

И пришло это чувство от Кейна. Ей вспомнились сказанные несколько месяцев назад слова Глаголи: тогда, в неуклюжей попытке пошутить, девочка завела речь о новой физике в аспекте количественного измерения судьбы. Она отпустила какую-то шутку про дестиноны, квантовые частицы судьбы, которыми связываются через четвертое измерение люди и события.

Молли чувствовала за этими словами куда больший смысл, чем позволяла себе признать Глаголь; Молли понимала, что они с Кейном обменялись не просто телесными жидкостями и настроением.

Кейн ее страшил. Он был дерганый, странный, с быстрыми темными птичьими глазами, он источал ауру сдерживаемого насилия и жестокости, которая, по впечатлению, не имела связи с его интеллектом. Но не страх раскрыл ее перед ним с такою полнотой, и сейчас, ощущая его пальцы на своей кисти, она поклялась, что не испугается его физически.

— Ты бы лучше оделся, — сказала Молли.

— Ты знала, — проговорил он. — Как давно?

— Они стартовали спустя пару дней после вас. Не забрасывали нас сообщениями, как вы, но некоторые их сигналы обратно Москве мы поймали. Морган, должно быть, тоже знает. Разве он не предупредил вас?

Кейн отвел руку.

— Нет. Конечно, нет. А что вы узнали из сигналов русских?

— Ничего. Какая разница? Они тут с той же целью, что и вы. Это вполне очевидно.

Эта фраза, по замыслу Молли, намекала, что Кейн ее враг или по крайней мере конкурент, но Кейн, похоже, не уловил скрытой угрозы.

— Отличненько, — протянул он. — Если мы выясним, чего хотят русские, может, картина для меня несколько прояснится.

«Он что, шутит?» — задумалась она. Пошла в ванную переодеваться. Когда вернулась, Кейн уже был одет.

— Как насчет Кёртиса? — спросил Кейн. — Он будет там?

— Трудно сказать. Если захочет узнать, то узнает.

Кейн сказал:

— Я себе вас двоих не представляю вместе.

Молли пожала плечами.

— Он изменился. Хочешь взглянуть на посадку?

— Почему бы и нет?

— Пошли со мной.

Они натянули кислородные маски и покинули дом. В маске у Кейна сделался еще более хищный вид. Ничего, кроме темных акульих глаз, на его лице теперь не привлекало взгляда.

— Не знаю, не знаю, — проговорила она. — Возможно, это и не он изменился. Легко говорить, что власть развращает и тыры-пыры. Но что было в начале, идеализм или жажда власти? Я имею в виду, быть может, все идеалы так или иначе ведут к сходным целям.

— О каких идеалах ты говоришь?

— Девять лет назад, когда все развалилось к чертям, Кёртис спас базу. — Она взмахнула рукой, широким жестом обведя купол над головами, апельсиновые деревца кругом, двух девочек у стены одного из жилых модулей и провода, идущие от их висков к небольшой металлической коробке. — Он справился фактически сам. Никому не было дела ни до чего, кроме выживания, а жили одним днем, и сил не хватало. Тогда Кёртис выступил перед народом и стал говорить о том, что будет через двадцать, тридцать, пятьдесят лет. Думаю, тогда мы впервые осознали, что уже сдались, что позволили себе свыкнуться с мыслью: через двадцать лет ничего уже не будет. Кёртис это изменил. Он заявил, что Земля нам без надобности, что мы сами справимся, превратим планету в подобие Земли, только лучше. Сейчас, когда я вспоминаю, эта речь кажется набором дурацких банальностей, но Кёртис сумел увлечь нас, мы купились, поверили, ощутили, прониклись. Оказалось достаточно идеи, надежды, что рано или поздно мы сможем взглянуть на небо без промежуточного пластикового листа.

— Терраформирование, — проговорил Кейн.

— Значит, ты тоже это слышал.

— Я просто знаю, что это за слово.

— Кёртис верил в существование критических точек: можно, дескать, внести некоторые ключевые изменения и добиться существенных результатов. Например, если сбросить на полюса немного пыли, она поглотит свет, нагреется, лед растает, атмосферное давление чуть возрастет, запустится небольшой парниковый эффект, растает новый лед и так далее. На полюсах и здесь, в горах Фарсиды, достаточно мерзлого мусора, чтобы обеспечить нам давление в одну атмосферу, как на Земле.

— За двадцать-тридцать лет? Оптимистичный срок.

— Ну да, но хотя бы оазисы за это время должны сформироваться. Можно, скажем, сбросить в выбранную низину лед с колец Юпитера или Сатурна, чтобы сформировался ударный кратер глубиной километров десять. При столкновении выделится тепло, произойдет выброс газов, и атмосферное давление над кратером поднимется.

Кейн остановился и сунул руки в карманы.

— Вы спятили? Лед с колец. Как вы, блин, собираетесь его оттуда доставить? На единственном МЭМ, используя водяной лед для получения топлива?

Он не знает, поняла она. Ни про новую физику, ни про транспортер, ни про антиматерию. Он и в самом деле ничего не знает.

— Это возможно, — сказала Молли. — Нам под силу тут все организовать. Воздух, которым ты дышишь, искусственного происхождения. Мы могли бы синтезировать ракетное топливо, изготовить двигатели, починить застрявшие на орбите планеты корабли. Мы это можем.

— Так почему не сделали?

— Я… не знаю. Наверное, это слишком тяжело. Это потребовало бы новых жертв. Кёртису и его ребятам придется ограничить себя, не так часто бухать и гонять по округе на джипах. К тому моменту, как мы принесли достаточно жертв, чтобы всерьез вести речь о строительстве собственного космофлота, все устали от жертвоприношений.

— И даже ты?

— Наверное, даже я. Немного. Но если бы знать, что корабли будут построены, я бы вытерпела. А с этими кораблями я бы не просто на Сатурн и обратно слетала. Понимаешь? Оазисы — штука хорошая, но нельзя на этом останавливаться. Остальная Вселенная-то ждет.

— Ты говоришь совсем как Риз.

И на то имеется веская причина, подумала она.

— Да, наверняка, — ответила Молли.

Она обернулась и увидела, как их догоняет Блок. На секунду Молли охватила паника: Блок с первого взгляда сообразит, что они с Кейном стали любовниками, и доложит Кёртису. Впрочем, тут же приступ миновал. С русскими ситуация ничем не отличается. Если Кёртис хочет что-то знать, он узнаёт. Она не сомневалась и на наносекунду, что их спальня так же тщательно нашпигована жучками, как остальной дом.

Она снова зашагала