производителя оружия, так и от частных мастеров, которые специализируются на таких вещах.

Также Маузер подарил нам несколько световых и разрывных гранат, мы их не пробовали, но поверил на слово, что оружейник нас не обманет. Также мы получили в дар перчатки из тонкой, но очень прочной лайкры.

И вроде бы оба устали, но Соня не забыла главное, ради чего мы пришли в этот дом.

— А еще мне рассказывали про ваш замечательный музей, — ухватила она белокурого гиганта за локоть.

— Я очень уважаю господина Треплова и безусловно оценил масштабы вашей закупки. Но боюсь, для того чтобы туда попасть, надо стать моим другом гораздо, гораздо более близким, чем мы сейчас можем назвать друг друга.

— И что же надо сделать, чтобы с вами подружиться? — Соня выдала самую обаятельную свою улыбку.

— Пока продолжим в том же духе. Я надеюсь, что вы и дальше станете приносить «случайно попавшее к вам» оружие именно в мой магазин. Особенно я буду благодарен за экземпляры, достойные музея, и вы поймете, о чем идет речь, когда столкнетесь, я в этом уверен.

Я испугался, что Соня, не получив желаемого, закатит небольшую истерику. Однако она мило попрощалась с хозяином. Тем временем сыновья Маузера уже погрузили наши приобретения в багажник машины.

— Ты ведь поняла, как у него все устроено? — спросил я Соню, когда мы отъехали.

— Что тут понимать, — усмехнулась она. — У него трещина под домом.

— Вот именно! Но чтобы вход был просто за дверью, разве такое возможно?

— Слушай, напарник, ты уже, гад такой, находишь эти проходы на каждом шагу, песенку какую-то спел, и добро пожаловать! Я за всю свою вторую жизнь только один обнаружила. А чертова сирена открыла проход прямо из коридора госпиталя.

— А ты через полчаса туда заскочила по горячим следам!

— Ну да, — Соня горделиво улыбнулась. — Это я умею! Но суть в том, что у каждого свои способности. И вообще не факт, что этот Штайр сам открыл проход. Ты же чувствовал, что он не охотник и не тварь. Обычный чел.

— Штайр? — переспросил я.

— Ага, Николай Генрихович. Как ты умудрился его настоящее имя не выяснить?

Мы немного проехали молча, а потом Соня, сидящая за рулем, поинтересовалась:

— А куда мы, собственно, едем? Какие планы, кореш?

Я крепко задумался. А потом начал перечислять вслух:

— Во-первых, я бы хотел заехать в больницу и пообщаться с Александром.

— Каким еще Александром?

— Ментом, которого мы спасли вчера. Надо его уже вербовать, пока он не сдох от рук своих же коллег.

— Логично. Я, кстати, тоже не прочь с ним познакомиться. Едем, или есть и «во-вторых»?

— И «вторых», и третьих. Надо заскочить к адвокату и набросать бумаги для Вержицкого, которого я навещу в пятницу. Далее, мы собирались зачистить малину, где держали Олю. То есть надо отправляться в Гречин. Тем более, что я хочу поэкспериментировать с осколком, а там около «Овечек» роскошный проход. Но все это перекрывается мощным «в-четвертых», догадайся, каким!

— У нас ребенок один на даче тоскует.

— В точку, дорогая!

Соня молча продолжила движение, громко скрежеща зубами. А через пять минут у нее зазвонил телефон. Девушка начала было говорить в гарнитуру, а я старался не прислушиваться, потому что я вежливый.

— Степанида Дми… Что?

Соня резко вырулила к тротуару, заставив возмущенно бибикать водительницу подрезанной малолитражки, и там встала на аварийку. Она с минуту слушала женский голос, доносящийся из гарнитуры, потом резко оборвала.

— Ждите на месте. Зайдите в кафе через дорогу, я очень скоро подъеду.

Разорвав связь, Соня сидела, мрачно уставившись в ветровое стекло.

— Я бы не удивилась, если бы ты все подстроил.

— Подстроил что?

— У нас резко нарисовалось «в-пятых». Удивительно «кстати».

— Что случилось-то?

— У нашей домохозяйки горит дом. Так что мы едем туда.

Возможно, еще вчера этот домик почти в конце улицы был симпатичным, но теперь он стоял, весело объятый пламенем. Спасать там очевидно было нечего, но пожарные суетились, защищая соседей. Я подумал, что слишком часто в этом мире мне встречаются пепелища. И если это добрая местная традиция, то надо было и мне сжечь дотла домик овечьего директора.

Соня посмотрела на это безобразие, сердито покачала головой и направилась в кафе через дорогу, судя по вывеске, гордо именовавшееся «Трактиръ». Заведение оказалось пустым, не считая благообразной пожилой дамы интеллигентного вида, забившейся в дальний уголок зала. Еды перед ней не стояло, и официанты косились на нее не слишком доброжелательно, но не прогоняли, возможно из сочувствия.

Соня, щелкнув пальцами, громогласно потребовала подать чай, и официанты тут же забегали. Умеет девушка произвести впечатление.

Мы подсели к даме, которая сквозь слезы нам улыбнулась.

— Степанида Дмитриевна, позвольте вам представить моего друга Андрея Васнецова.

— Очень приятно познакомиться, — я протянул руку, старушка ее неуверенно пожала.

— Ох, Сонечка, что же делается! — всхлипнула она, обнимая девушку.

— Степанида Дмитриевна, давайте мы выпьем чаю, успокоимся, и вы подробно расскажете, что случилось.

Рассказ, перебиваемый всхлипами рассказчицы и поощряющими комментариями благодарной слушательницы, оказался странным. Наша хозяйка не была знакома с поджигателями, никаких конфликтов с ними не имела, видела пару раз каких-то мутных типов, переругивавшихся с ее соседкой Валентиной Александровной, гордой особой дворянского, между прочим, сословия. А сегодня эти же типчики взяли и подожгли дом Степаниды Дмитриевны.

Я оставил погорелицу на попечение Сони, а сам пошел познакомиться поближе с особой голубых кровей. Найдя укромное местечко на улице, защищенное от чужих глаз и потенциальных камер, что на окраине города не представлялось сложным, я сменил облик с «базового» васнецовского, на более подходящего Петрова-Клиза.

Затем послал «весть» Добродецкому с просьбой разузнать что-нибудь про обеих соседок.

Я поднялся на «дворянское крыльцо» и, прежде чем постучаться, а там был старомодный бронзовый молоточек с головой дятла вместо бойка, позволил ликвору принюхаться. Очень мне не нравилось то, что мы с ним почуяли — много страха и хищной агрессии.

Скорее всего поджигатели внутри. Ну так и я зайду. С этой мыслью я со всей дури вдарил дятлом по бронзовой пластине на двери. Реакции не последовало. Замерли они там что ли в надежде. Что я развернусь и уйду? Это вряд ли. Я выстучал дятлом раммштайновский Ду Хаст. Как смог, я, конечно, — тот еще барабанщик, но молотком в ноты попадаю.

Теплая компания в доме наконец поняла, что я не собираюсь отступать. Я мониторил все это время сигналы изнутри здания, три хищника и одна жертва сидели кучно, теперь жертва отделилась.

Дверь открылась. Если бы не глаза, ну и показания ликвора, конечно