– Да уж это ты скажи, тетя, верю я или нет. А там будем разбираться, кому пряник, а кому… – Он снова заложил ладонь за пояс, по соседству с крученой треххвосткой.

Анна Анчутовна хмыкнула, довольная его ответом. Глаза ее, рыжевато-блестящие, словно икринки, пробуравили Петра.

– Кто таков?

– Князь Петр Михайлович Волконский, – представился Петр.

В ответ его оглядели еще пристальнее:

– Живой, что ли?

Петр поднял брови, не ожидая подобной проницательности.

– Живой, – отозвался он твердо.

– Ну садись, раз живой, – протянула Анна Анчутовна. – Закуси. А то во дворце-то, поди, одни лягушки, да еще и на французский манер, а?

Она хохотнула, берясь за рюмку, и ткнула в пространство рядом с Лонжероном. Один из бесов немедленно кинулся отодвигать стул. Петр сел. Перед ним поставили приборы, но аппетита не было.

– Ну что там у вас, у живых? – поинтересовалась Анна Анчутовна сквозь кусок баранины. – Все воюете?

– Воюем, – отвечал Петр, наблюдая, как в толстогубой пасти мясо перемалывается целиком, вместе с костью.

– Вы это дело бросайте, – участливо протянула Анна Анчутовна. – Сколько народу мрет – а все Кощею. Скоро мне так никого и не останется.

Мертвые души по углам комнаты заколыхались. Петр заметил, что все они до одной были женскими.

– Зачем они вам, ваша светлость? – спросил Петр.

– То есть как это? – Анна Анчутовна даже перестала жевать. – Вот это все, – она обвела комнату щедрым жестом, – само себя не построит, не починит, баран в печку не прыгнет. Это в Лесном царстве можно взмахнуть рукой – и медведь прискачет валить деревья, бобер их обстругает, дятел окна выдолбит, и все это пока белка щелкает тебе орехи с изумрудом. Мне, мой милый князь, ни скатертей, ни клубочков от прабабки не досталось. Эти балбесы, – она двинула копытом, и ближайший бес взвизгнул, – сплошь жулье да пьяницы. Вот и приходится, скажем так, своими руками. По старинке.

Петр чувствовал на себе призывающий к молчанию взгляд Лонжерона, но слова сами выплеснулись:

– Но ведь они же души!

– И что? – хмыкнула Анна Анчутовна. – Живется им у меня, поди, еще и лучше, чем на том, вашем, свете. Дом, еда, работа – все есть…

Души не поднимали глаз.

– А тепло? – спросил Петр, отмечая, как из-под косынок у женщин виднелись седые косы. – Разве не забираете?

– А что тепло? Я ведь не до смерти. – Анна Анчутовна оглядела ближайшую к ней девку и кусок буженины на блюде одинаково голодным взглядом. Подумала – и выбрала буженину. – Беру понемногу – оброк-то у вас ведь тоже платят, разве нет? – Отправив кусок в рот, она глянула на Петра веселыми глазами. – Чего не ешь? Баранина у меня знатная, не пожалеешь. Несолоно, уж не обессудь, но вот зато ватрушки…

Петр опустил взгляд.

Нет, нет, оброк – это совсем не то же, что выдаивать из людей жизненное тепло, а забирать души живых – это не то же, что крепостное право, и Лонжерон, и эти бесы лгут, очерняют, выворачивают правду. Окончательно уговорив себя, он уселся прямее.

Анна Анчутовна, потеряв к нему интерес, обратила внимание на Лонжерона.

– Ну? Зачем пожаловал? – спросила она, посуровев, и глянула из-под бровей, нависающих над глазами, словно осока над прудом. – Сразу предупреждаю: рекрутов не дам, самой не хватает. И силы лишней не имеется. И лошадей…

Вооружившись ножом, она резанула поперек куска мяса. Брызнула кровь, раскрашивая салфетку. Лонжерон дернул в брезгливости губой.

– Позволю себе напомнить, что Бесовское княжество все еще подотчетно Лесной империи, а значит, каков бы ни был приказ государыни, в вашей ответственности его выполнить. В противном случае…

Анна Анчутовна звякнула вилкой.

– А ты меня государыней не пугай, пуганые мы…

– В противном случае мы будем вынуждены взять требуемое сами, вооруженною рукою, – свинцово продолжил Лонжерон, – и ежели встретим неприязненное сопротивление от дворовых бесов, то будем действовать как против бунтовщиков, противящихся назначению ее императорского величества…

Лицо Анны Анчутовны раскраснелось, а у Лонжерона, судя по движению оборки на скатерти, задергалось колено. Напряжение за столом росло, и стало ясно, что бесовке и упырю не найти общего языка. Петр понял, что пора вмешаться, ибо если Егор и в самом деле в плену в этом свином царстве, нахрапом и спесью его не освободить. Прежде чем Лонжерон успел бы испортить окончательно аппетит хозяйке дома и всю их компанию прогнали бы взашей и с пустыми руками, Петр вонзил нож в мясную мякоть и изобразил самую свою дипломатичную улыбку.

– Любезная Анна Анчутовна, – заверил он, искусно орудуя приборами, – уверяю, миссия наша исключительно научная, я бы даже сказал, географическая. А именно – запечатление границ новой империи и приведение к общей отчетности всех областей и княжеств.

Анна Анчутовна помолчала, переваривая то ли еду, то ли новость.

– А, это чтобы налоги вернее взимать? Понимаю, понимаю, – протянула она, удовлетворенная тем, что разгадала скрытый ход мыслей императрицы. Возгордившись своей сметливостью, она немедленно успокоилась и ответно улыбнулась. – Ну а ко мне какими судьбами?

– Случайностию, – заверил Петр. – Непредвиденной поломкой. Горелка задымила, пришлось приземлиться для технического осмотра. А теперь и того досаднее, горючее наше было похищено.

– Чего похищено? – переспросила Анна Анчутовна.

– Наше горючее, – объяснил Петр. – Огненное перо.

Анна Анчутовна чмокнула губами.

– Сначала, значит, поломались, потом ты, голубчик, заблудился, а теперь вы и вовсе позволили себя облапошить – не больно-то вы хорошо справляетесь с приказом императрицы, – фыркнула она. – Я б таких работничков высекла, а то и в темную.

– Наука всегда представляет риск, дорогая Анна Анчутовна. На то мы и ученые, чтобы расти на ошибках. А вот наградная миссия, что отправилась перед нами пешим маршрутом, у нее и охрана сильнее, и правила строже.

– Что еще за наградная миссия?

– Светлейший князь и его свита, – вдохновленно врал Петр, – по приказу ее величества объезжает княжества. Для выражения высшей благодарности и вручения медалей за поддержку лесного войска. Разве он еще не бывал у вас?

Все еще улыбаясь и глядя в упор на бесовку, он отправил кусок мяса в рот. Какая же несоленая гадость.

Анна Анчутовна отложила вилку и нож, стянула салфетку и вытерла жамканные губы. И по тому, как она уверенно тянула молчание, как играла бровями, будто ведя с самой собой неслышимый спор, становилось ясно, что она сейчас решает, как подороже продать то, что ей известно.

Наконец решившись, она откинулась на стуле. Стул крякнул.

– Ну вот что, князь. А давай-ка ты сначала со мной сыграешь.

Петр насторожился, вспоминая слова Лонжерона.

– Сыграть? – переспросил он. – Во что же?

– А хотя бы в штос. Накидаем пару