July 20, 2024 00:47

Телеканал Дождь - «Новая газета Европа»: российская экономика... | Facebook

«Новая газета Европа»: российская экономика потеряла из-за войны до 1,7 млн работников. Новая волна мобилизации может спровоцировать кризис Из-за войны российская экономика могла потерять от 1,5 млн до 1,7 млн человек, то есть порядка 2,2% от численности рабочей силы в стране. Об этом говорится в исследовании «Новой газеты Европа». Эти цифры, как пишет издание, по большей части складываются из числа военных (мобилизованных и контрактников), отправленных на фронт, а также россиян, покинувших страну. По подсчетам издания, в 2022-2023 годах на войну могли забрать от 860 тыс. до более чем миллиона человек. Еще не менее 650 тыс. человек, как ранее писал The Bell, составляют релоканты, уехавшие после начала вторжения в Украину и объявления мобилизации и не вернувшиеся в РФ. Дефицит рабочей силы стал одной из главных причин роста цен в стране, пишет издание, ссылаясь на экономистов и Центробанк. При этом кадровый голод усилится в случае, если Россия продолжит военную агрессию, считают эксперты. Если начнется вторая волна мобилизации, то суммарно за 2022-2024 годы страна может потерять до 2,1 млн человек. Это повышает риски неконтролируемой инфляции «в духе начала 1990-х», говорится в материале.

  Телеканал Дождь - «Новая газета Европа»: российская экономика... | Facebook

July 20, 2024 00:46

Оружие слабых. Книжная цензура и практики сопротивления в современной России - Берлинский центр Карнеги

Ситуация резко ухудшилась в начале зимы 2023–2024 годов, когда по русской литературе прокатилась волна пранкерских разоблачений. Вован и Лексус позвонили сразу нескольким известным российским писателям — Борису Акунину, Дмитрию Быкову, Людмиле Улицкой, Михаилу Веллеру. Представляясь главой офиса президента Украины Андреем Ермаком, пранкеры задавали писателям провокационные вопросы, вынуждая тех говорить вещи, далеко отстоящие от сегодняшней властной повестки. Обнародование этих разговоров неожиданным образом поменяло ситуацию в целом. Все эти писатели, еще не признанные на тот момент иноагентами, ими стремительно стали (наиболее популярный, знаковый и некогда любимый самим Владимиром Путиным Борис Акунин даже удостоился звания террориста и экстремиста), однако проблема оказалась более серьезной. Никто из жертв пранка не сообщил, что финансово поддерживает ВСУ, но, проскочив несколько логических шагов, «патриотически настроенная общественность» без труда пришла к соответствующему выводу. Зазвучали требования не просто возбудить против авторов уголовные дела, но и изъять их книги из продажи и приостановить все выплаты по контрактам. Вектор удара существенно изменился — теперь за «неправильную» позицию отвечали уже не только писатели, но и книги. Явление нового персонажа цензурной драмы — той самой «патриотически настроенной общественности» — стало еще одним обстоятельством, ко встрече с которым никто не был готов. «Патриотически настроенная общественность» закрывала фестивали (калининградский книжный фестиваль «Март», организованный издательством «Поляндрия», был отменен по доносу «общественницы» с двумя сотнями подписчиков в «ВК»), добивалась изъятия из продажи книг и отмены выступлений провинившихся писателей, а также настаивала на большей бдительности в вопросах пресловутой «пропаганды ЛГБТ». Официальные медиа позиционируют эту новую форму «гражданской активности» как наш вариант западной «культуры отмены». На поверхностном уровне между ними и правда можно усмотреть черты сходства: «у них» Джоан Роулинг отменяют за трансфобные высказывания, «у нас» кэнселят Людмилу Улицкую за поддержку Украины в разговоре, мыслившемся как частный. Однако говорящие упускают из виду важнейшее различие: на Западе культура отмены является инструментом гражданского общества (порой несовершенным, а порой и откровенно вредоносным). В России же «патриотические активисты» встроены в государственную репрессивную машину, выполняя функцию своеобразных наводчиков.

  Оружие слабых. Книжная цензура и практики сопротивления в современной России - Берлинский центр Карнеги

July 20, 2024 00:38

Оружие слабых. Книжная цензура и практики сопротивления в современной России - Берлинский центр Карнеги

После стольких лет если не благоденствия, то во всяком случае почти полной свободы книжная сфера оказалась трагически не готова к репрессиям, обрушившимся на нее после 24 февраля 2022 года. У отрасли не оказалось никакого плана действий на такой случай. И этому трудно удивиться — ведь даже самые старшие и опытные из тех, кто трудится в сфере книгоиздания и книготорговли сегодня, не застали цензурных времен и, соответственно, не имели опыта выживания или борьбы. Цензура нарастала постепенно, и первой мишенью для гонений стали не собственно книги, но их авторы, разделившие судьбу журналистов, муниципальных депутатов, блогеров, активистов, — словом, самых разных людей, открыто заявивших о своей антивоенной позиции. Поводом для преследования писателей становились их высказывания и посты в соцсетях, а не литературные тексты, причем вероятность попасть под раздачу была прямо пропорциональна уровню публичности. Поэтому неудивительно, что первой жертвой среди литераторов стал Дмитрий Глуховский, автор популярнейшей трилогии «Метро» и романа «Текст», сценарист сериала «Топи» и в целом один из самых заметных и продаваемых отечественных писателей. В начале июня 2022 года против Глуховского было возбуждено уголовное дело по статье о фейках из-за двух сториз в инстаграме, а в августе Басманный суд заочно приговорил его к восьми годам колонии. Еще двумя месяцами позже Глуховского признали иностранным агентом.  Парадоксальным образом, однако, все это не означало автоматического изъятия книг Глуховского из продажи — и «Текст», и «Метро», и другие его вещи до сих пор можно спокойно приобрести в российских книжных магазинах. То же самое касается книг других писателей-иноагентов: включение их в соответствующий реестр предполагает, что отныне их тексты должны продаваться в упаковке и с маркировкой «18+», но изымать их из магазинов или библиотек пока никто не обязан. На протяжении следующих двух лет писатели попадали в список иноагентов довольно исправно, но, несмотря на нарастающую тревогу, у издателей и книготорговцев не было формальных оснований выступить с протестом