что картину, видимо, так и не вывезли за пределы страны… Впрочем, речь сейчас не о том. Он хочет понять, почему вор вел себя так странно? В конце концов, раз уж похититель остался с картиной один на один, то мог просто попытаться подменить ее копией, после чего спокойно вывезти за границу, никуда не торопясь. Когда бы еще ее хватились… Между прочим, такие фокусы уже не раз проделывали раньше. Почему же похититель в данном случае действовал так примитивно и прямолинейно?

– Копии – это морока, – заметил Ганцзалин. – Во-первых, нужно время, чтобы заменить оригинал копией. Так он просто снял картину и выволок ее на черную лестницу, там освободил от защитного короба и рамы и был таков. А заменять оригинал копией – это долго и трудно. Тем более, что тут не холст, а доски.

– А что во-вторых? – спросил Нестор Васильевич.

– Во-вторых, копию еще нужно написать, к тому же написать хорошо. Опять же, писать пришлось бы на холсте, а не на досках, чтобы не возбуждать подозрений администрации. И, кроме того, писать пришлось бы как минимум две копии. Первую – в самом музее, на холсте, и при этом другого размера – таковы правила копирования. А после пришлось бы писать и вторую, которую пишут уже с первой копии – на досках, чтобы никто не заметил подмену.

Загорский кивнул задумчиво. Пожалуй, Ганцзалин прав. Не говоря уже о том, что в зал все время приходят другие художники, у них глаз наметанный, они могли обнаружить, что в зале висит копия, а не оригинал…

– Понял! – вдруг прервал сам себя Загорский и даже хлопнул ладонью по столу, отчего бутылка с шоколадным ликером подскочила, и Ганцзалин еле успел ее подхватить, чтобы не вылилась драгоценная жидкость. – Наша ошибка в том, что мы не допросили самого первого свидетеля!

– Кого именно? – полюбопытствовал Ганцзалин, бережно выливая остатки ликера в рюмку.

– Художника, который обнаружил пропажу, некоего Беру… – Загорский решительно надел пиджак и направился к выходу. – Нам нужно срочно задать ему несколько вопросов.

– Но его уже допрашивала полиция, – возразил помощник, с горечью глядя на недопитый ликер.

– Полиция не знала, что спрашивать. А мы знаем.

* * *

Адрес художника Загорский получил у префекта Лепэна, однако решил не идти прямо к нему в квартиру.

– С тех пор, как был изобретен телефон, людям стало гораздо проявлять деликатность и легче соблюдать ритуал, – объяснил он помощнику. – Не нужно без предупреждения вваливаться в чужой дом, достаточно телефонировать и назначить встречу где-нибудь на нейтральной территории…

Встреча была назначена в том самом «Клозери де Лила» на Монпарнасе, где Ганцзалин уже имел разговор с Бертильоном, в результате которого выяснилось, что знаменитый криминалист – человек, может быть, и честный, но недостаточно добросовестный.

– Настоящий галльский петух, – определил суть Беру Нестор Васильевич, зорким своим взглядом усмотрев немолодого уже художника, одиноко сидящего на веранде среди шумной богемы. – Впрочем, возраст берет свое, так что, надеюсь, нас этот петух клюнуть не захочет.

Подойдя к столику, за которым в гордом одиночестве сидел Беру, Загорский обаятельно улыбнулся и представился.

– Нестор Загорский, к вашим услугам. А это мой помощник Ганцзалин.

Ганцзалин оскалился, на взгляд действительного статского советника, несколько страшновато. Но, видимо, сам Беру так не считал. Он окинул Ганцзалина заинтересованным взором и воскликнул восхищенно:

– Какая физиономия! Я бы с удовольствием написал с него портрет, который можно было бы назвать: «Кошмарный азиат». Как думаете, он согласится?

Польщенный Ганцзалин, не чинясь, заулыбался уже во весь рот.

– Этот вопрос мы могли бы обсудить чуть позже, – дипломатично отвечал действительный статский советник. – А сейчас я бы хотел задать вам несколько вопросов. Первый: что вы будете пить?

– Прекрасный вопрос, – обрадовался Беру, – я вижу, с вами можно иметь дело.

– У нас в России говорят: соловья баснями не кормят, – заметил Нестор Васильевич.

Художник отвечал, что в России, очевидно, живут очень мудрые люди. Что же касается до первого вопроса мсье Загорски, то он будет бургундское.

– Итак, – сказал Загорский, когда была принесена бутылка вина и легкая закуска, и они выпили за знакомство, – перейдем к делу. Скажите, пожалуйста, как часто вы ходите в Лувр?

Беру пожал плечами – да он практически живет в Лувре, он ведь делает копии с известных картин на заказ.

– Отлично, – сказал Загорский и глаза его загорелись. – Часто ли вы бываете в салоне Карре?

– Последние полгода провожу там практически все свое время, – отвечал Беру.

Действительный статский советник даже не пытался скрыть своего удовлетворения.

– Скажите, а кроме вас там кто-нибудь появлялся? Я имею в виду ваших собратьев художников.

– Появлялись, разумеется. Было несколько человек, они тоже делали репродукции.

Так-так. А кто-нибудь из этих нескольких копировал ли «Мону Лизу»?

– Да, копировал, – отвечал Беру. Тут он слегка нахмурился и продолжал: – Причем копировал в мельчайших подробностях.

– То есть?

– Он копировал не только саму картину, но даже трещины на досках.

Загорский поднял бровь: как интересно! И часто ли копиисты проявляют такую скрупулезность?

Тут Беру задумался на миг, потом вдруг громогласно выругался:

– Тысяча чертей, мсье Загорски, вы навели меня на крайне неприятную мысль!

Действительный тайный советник молча смотрел на собеседника, в глазах у него явственно отражался вопрос: что это за мысль такая, на которую он навел почтенного мэтра Беру? Что еще за неприятная мысль?

Художник налил себе в бокал бургундского и залпом осушил его. Загорский жестом велел гарсону принести еще бутылку.

– Да, – сказал мэтр Беру. – Точнее, нет. Или даже… Одним словом, вы правы, такая тщательность используется обычно в том случае, если копиист намерен выдать свою работу за оригинал.

– Ну, в данном случае это едва ли возможно, – осторожно возразил Нестор Васильевич. – Оригинал написан на досках, а копия – на холсте.

Беру хмуро отвечал, что это ничего не значит. Копия на холсте – это всего только промежуточный вариант. Художник отнесет ее домой и уже с нее начнет писать копию на досках. И вот тут-то важно будет перенести на картину не только сам образ, но и каждый дефект, каждую трещинку.

– После чего, очевидно, можно будет продать ее уже как оригинал?

– Да, то есть, нет, конечно… Ее все равно не выдашь за настоящую Джоконду, все же знают, что оригинал находится в Лув…

Тут Беру внезапно умолк и посмотрел на Загорского выпученными глазами.

– Точнее сказать, находился, – улыбнулся действительный статский советник. – А если оригинал украден, то репродукция может обрести ценность оригинала.

– Да, – скрипуче проговорил Ганцзалин. – Тогда можно не рисковать, пытаясь вывезти и продать оригинал – достаточно продать копию