– Подожди… Что значит «мне не жалко»?

– Ну… оно не то, чтобы моё… Оно скорее должно было быть моим по праву рождения. Но у меня его отобрал ещё король Анри, так что не переживай.

Кот развернул меня лицом к себе, взял ладони в свои и стал на них дышать, согревая. Я подняла руку и коснулась его волос. Да, неприлично, но… мне давно хотелось потрогать его кудряшки.

– Мягкие…

Бертран удивлённо взглянул на меня, а я коснулась его волос второй рукой. Какой кайф! Пружинят… Настоящий антистрес.

– Майя, – прошептал он. Наклонился и коснулся моих губ губами. Замер, словно спрашивая разрешения.

А мне вдруг стало так… одиноко. В этом большом и совершенно чужом мире. Ни друзей, ни родственников… Я обхватила его за шею, выдохнула и раскрыла губы.

Знаете, есть разные бабники. Есть те, кто бегает за юбками, и его считают бабником, хотя этот любитель вовсе и не пользуется у женщин никаким успехом. Есть такие, кто неизменно вызывает у женщин жалость, сострадание, сочувствие. «Что ты в нём нашла?» – спросят краснеющую девушку, и та выдохнет: «Да жалко мне его просто…». Есть с виду – гусар гусаром. Хвалится победами, и то, что они гордо именуют победой, действительно у них случается. Вот только после первого же поцелуя, максимум – первой ночи, «побеждённые» сбегают от них, не забыв прихватить с собой хрустальную туфельку, чтобы никогда не нашёл. Помнится, моя школьная подруга Рада смеялась: «Пообещает небо в алмазах, а приведёт в тамбур поезда Урюпинск – Фролово. И вместо звёзд – мигает перегорающая лампочка».

Но Бертран по праву носил это гордое звание. Когда он отпустил мои губы, то мир шатался перед глазами, и мне пришлось обнять Кота и положить голову ему на плечо. Ну надо же! А я всегда думала, так целуются лишь в пошлых романах…

Он тоже тяжело дышал.

– Можем начинать? – прошелестел за нами тихий, зловещий голос.

Я подскочила и обернулась. Позади нас стоял Румпель, чёрная фигура которого сзади освещалась рыжим светом факелов. Факелы держали мужчины отряда стражников. Небольшой такой отряд, человек сорок-пятьдесят…

Чувствуя, что краснею, я вынула шпагу из ножен и вскинула руку, приветствуя мятежников.

– Братья и… – чуть не брякнула «сёстры», но вовремя укусила за себя за губу. – Сегодняшняя ночь решает наше будущее. Мы сами решаем наше будущее…

И вдруг растерялась. Вся решимость схлынула, словно море в отлив. Я не знала, что им говорить. Вот только что знала, а сейчас – нет. Все слова разом пропали.

Румпель обернулся к стражникам, факелы осветили его носатый профиль, и я увидела, что узкие губы Волка искривила презрительная усмешка.

– Слава нашей королеве! – рявкнул он. – Идите и возьмите корону. Отдайте той, кто её достоин.

– Слава! – нестройно отозвался отряд.

– Так же королева приказала открыть королевские винные погреба для вас, – с тем же пафосом и так же зычно продолжал Румпель. – Её величество добра и милосердна. Слава королеве!

– Слава королеве!

Вот сейчас они заорали намного воодушевлённее и дружнее.

– И каждого из храбрецов ждёт прибавка к жалованию! – крикнула я, развернулась и бодро двинулась во дворец.

Крики восторга позади. Громкий топот шагов. Румпель догнал и пошёл рядом. Бертран так же поравнялся со мной, только по правую руку.

– Что прикажете сделать со свергнутой принцессой? – прошипел капитан.

– А что посоветуешь?

– Убить можно, но не рекомендую. Пойдут толки… Лучше бросить в темницу, а там… само получится.

Я вздрогнула, сбилась с шага, обернулась и с ужасом уставилась в его равнодушное лицо.

– Убить? Румпель, ты серьёзно?

Тот пожал плечами:

– Обычно именно так поступают с теми, кого свергают. Во избежание мятежей, заговоров и новых переворотов.

– Господи… Но это… Нет слов! Она же ребёнок!

– Она – принцесса. Дочь короля. Законная наследница.

– Да, но Белоснежка – ребёнок!

– Который может собрать сторонников и свергнуть вас. И мы точно знаем, что…

Да, что сделает Белоснежка, если в её руках будет власть, я знала. И всё же.

– Нет. Просто домашний арест. Ничего больше.

Я не могу бросить в камеру эту девочку, обезумевшую после гибели отца. Не могу! Румпель молча кивнул. Спорить не стал. Бертран на миг сжал мою ладонь.

Мы шли по тёмным, узким коридорам, таким высоким, что свет факелов терялся в черноте, не освещая их. Поднялись по широкой парадной лестнице, белеющей мраморными рёбрами. Зеркала отражали наши тёмные фигуры, жадный, мятущийся свет огня, сверкающие шпаги в руках стражников. И вот он – второй этаж. Парадный. Коридора нет, комнаты тянулись анфиладами. Бертран пошёл впереди, распахивая настежь красивые, позолоченные, инкрустированные двери.

Мне было очень страшно. Но выбора у меня не было. Только идти вперёд.

«Ты следуешь путём Злой королевы» – грустно шепнул рассудок.

Но что я могла поделать?

Когда мы ворвались в спальню Белоснежки, девочка уже не спала. Бледнее простыней, она, встав на кровати, расширенными от ужаса глазами смотрела на нас. Мне захотелось подбежать, обнять её, закрыть собой, но… Я не сдвинулась с места.

– Ваше высочество, – Румпель вышел вперёд, – вы арестованы за покушение на жизнь королевы.

Белоснежка бросила на него отчаянный взгляд. Спрыгнула с кровати, прямо так, в кружевной длинной сорочке.

– Капитан! – нежный голосок дрожал от напряжения. – Вы меня предали? Вы на стороне убийцы моего отца?

В больших, синих глазах девочки заблестели слёзы. Бедняжка! Да, она, конечно, успела натворить дел, но… ребёнок же. Я закусила губу, чтобы не расплакаться.

– Ваше высочество, – Румпель не стал отвечать на вопрос, – Её величество милостиво позволяет вам оставаться в собственной комнате. Всё необходимое для жизни вам принесут слуги. Вы не должны покидать покои.