А Клюева заявила:

Я глубоко в душе сомневался на 100% насчёт того, что там останусь, учитывая мои проблемы с разговорными иностранными языками (мне и на русском то бывало трудно что-то устно выразить) и мои хорошие знания только 1С (которые нахр#н не нужны никому там), но спорить не стал, понимая, что Кукулькин и Клюева — просто «коуперствуют», обманывает себя и меня, полагая, что любой человек без определённых знаний и прошивки, сможет, насытившись каким-нибудь «успешным успехом», зацепиться там за что-нибудь.

МОИ ОШИБКИ И ПОЧЕМУ Я НЕ УВОЛИЛСЯ

Атмосфера на Заводе немного потеплела по ходу года. Учитывая текучку кадров, приходили новые сотрудники, для которых я был более старый сотрудник и относились они ко мне уже с большим уважением. К тому же, у меня появился друг Бутылыч. Меня устраивал мой начальник. Седовласый и Бородатый гипотетически думали, что я их единомышленник, за «успешный успех» и «саморазвитие». И были люди вроде Кукулькина и Клюевой, с которыми мне было приятно общаться. К тому же мне понравилась опция отпуска за свой счёт на целые полгода. Плюс у меня было недостаточно опыта работы, недостаточно технических знаний 1С. По совокупности всех этих причин я не уволился.

Не нужно было «коуперствовать» и делать это место, абсолютно несычевское, «вторым домом», привязываясь к нему и приглашая друзей. Нужно было твёрдо и цинично написать у себя в сознании, что это просто галера.

Глава Восьмая. Стажировка и Второй год на Заводе.

Избавившись от новой боли, мы полагаем себя счастливыми. Однако старая боль не ушла и наши проблемы не были решены.

СТАЖИРОВКА

Как я и опасался, это было нечто… Ни в Хельсики, ни, через три месяца, в Гамбурге, наши с Кеном и Барби разговорные английские не оценили, и нам пришлось на себе испытывать взгляд аля «ты — таджик» . Отношение к нам было соответствующее — от преподов снисходительное («поменьше бы нас эти ссаные таджики трогали»), но в этом был и плюс — в основном, одни письменные задания (которые всё равно приходилось иногда зачитывать перед всем классом и позорится ), а от иностранных студентов со всего мира либо равнодушное, либо такое же гречневое (гыгыгыгыгы, мууууууууууууууууууууууууууууууу), от российской «гречки» иностранная практически не отличается . И хоть Кен заговорил немного бегло уже в Германии, нам это погоды особо не облегчило. Мне же всё давалось прям сверх-тяжко, мозги совсем под выражение устных мыслей на другом языке не были заточены. В принципе, мы уже в начале совершили главную глупость — нефиг было пытаться устно там везде разговаривать через силу с нашими неподходящими мозгами и «сроком заключения» всего лишь в полгода, трача нервы и стыдясь фейлов, надо было использовать бот в интернет-переводчике, если, конечно, тогда они ещё существовали.

С жильём нам больше повезло. Хотя первое время тоже был адъ: в Хельсинки первые две недели мы жили со знакомым нашего куратора из Новоклязьменска, а это был местный русский прожигатель жизни и любитель выпить по прозвищу Алкодемон, чем-то похожий лицом на Наставника с Завода. И он нас водил в его любимые «прожигательные» заведения, в которых упарывался, после чего нам приходилось уводить его домой силой, и физической, и силой транзакционного анализа . Слава Богу, это всё быстро закончилось, и каждое следующее наше съёмное жилье было без «нежелательного» общения, с кучей комнат, но в почти туркменских районах, ну хоть без туркменов-соседей по дому .

Путешествовать мне по Европе понравилось — особенно, в одиночку по-сычёвски, с помощью автобуса. Я посетил Швецию, Копенгаген… Потом стал гонять по Германии — Мюнхен, Берлин, Дюссельдорф, Дрезден, и по остальной Европе — Амстердам, Прага, Краков, Варшава, Брюссель… В те #банутые времена я мог сесть в Берлине на автобус и проехать до Парижа 12 часов . Это было супер, я в такие дни отдыхал душевно от Кена и Барби.

В то время мне оооооооооочень не хватало здорового общения. Без друзей-сычей я неимоверно мучался. Чудом не словил какое-нибудь социальное расстройство. С Кеном и Барби мы не сошлись в характерах. Иногда наши взаимоотношения были даже токсичными, но мы терпели друг друга ради стажировки. Нет, они не были плохими людьми, просто ДРУГИМИ, иногда мне случалось кого-нибудь из них специально задирать — просто потому что мне они не больно нравились , да и, притворяясь спящим, я слушал их «токсичные» разговоры обо мне, содержание их и стало главной причиной «нелюбви» с моей стороны ; хотя спустя годы я понимаю, что ничего отвратительного там не было, и они возможно хотели меня даже «полюбить», но на тот момент это сильно раздражало. Я размышлял так: они имели всегда популярность в школе, в университете, внешне смазливые — в будущем, быстро пойдут в ЗАГС, станут ипотечниками, заведут детей; уровень их проблем — это то, что их «ненаглядная или ненаглядный в России пошли тусить в кальянную, не отпросившись у него / у неё», а уровень проблем моего окружения такой — вынужденное одиночество, секс с какой-нибудь токсичной девушкой, которая выжрет весь мозг, раз в год-два дай бог, и ср#ный Завод с тётей Лилей, по которым я на тот момент даже скучал , и это всё потому что мы родились с немного другой внешностью и другой энергетикой. Поэтому, неееее, ребят, «сокамерники» Кен и Барби, мне с вами не по пути. Когда мы уже вернулись из Германии, и Полковник нас вызвал привезти бюрократическую отчётность по стажировке (да-да, до стажировки бюрократия, и после неё тооооооооже ), я отказался с ними ехать и приехал к Полковнику уже позже, работая с ним до окончания нашего взаимодействия один на один.

За эти полгода я настолько привык к социальной изолированности, к отношению со стороны иностранцы как к пыли (говорил же Полковник: «Мы никому