Мы остались в городе одни, так как все жители покинули свои дома и владенья, не надеясь, что они их защитят. Те, кто не отправился в королевский дворец, бежали за город в отдаленные места, так что можно было заключить: «От одного злодея зависят жизни сотен людей, многие погибают и умирают, и многие дрожат от страха, не имея за собой никакой вины».

Мы объявленным во всеуслышание приказом запретили своим заходить в чьи-либо дома и под страхом смерти пользоваться чьей-либо чужой раковиной, что и было исполнено.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,

РАССКАЗЫВАЮЩАЯ О ТОМ, КАК ПОСЛЕ ТОГО, КАК УЛЕГЛОСЬ ВОЛНЕНИЕ, СВЯЗАННОЕ С КАПИТАНОМ ЛИЦИЕМ, ЛАСАРО И ВЕРНЫЕ ЕМУ ТУНЦЫ СОБРАЛИСЬ НА СОВЕТ, ЧТОБЫ РЕШИТЬ, КАК БЫТЬ ДАЛЕЕ, И О ТОМ, КАК ОТПРАВИЛИ ПОСОЛЬСТВО К КОРОЛЮ ТУНЦОВ

Когда всё улеглось, мы собрались на совет, чтобы решить, что делать дальше. Некоторые считали, что было бы неплохо вернуться в наше укрытие и укрепиться в нем или же заключить дружбу и войти в союз с теми из тунцов, кого ныне держим за врагов, а они, видя наше воодушевление и нашу великую мощь, обрадуются нашей дружбе и будут с нами любезны. Благонравный и верный Лиций был с ними не согласен, говоря, что, если мы так поступим, то обелим наших лживых врагов, преследовавших нас и предавших своего короля и свой народ, поэтому будет лучше сообщить королю всю правду о случившемся, и если его величество будет хорошо осведомлен о причине наших действий, в особенности о последнем опаснейшем предательстве, совершённом изменником, который нарушил приказ и указание его величества, пожелавшего отсрочить исполнение приговора и пославшего об этом уведомление алькальду с посыльным, тогда как предатель воспользовался полученным мандатом для осуществления своих злодейских целей, а не исполнения королевской воли. Пусть король увидит всё случившееся со своей высоты и уразумеет, что в произошедшем не было ни неуважения к королевской власти, ни непочтительности, а лишь одно исполнение закона должным образом. С этим мнением согласилось большинство благоразумных тунцов.

Порешив на этом, мы договорились, что надо послать к королю сообщить обо всём того, кого бы он хорошо знал. Насчет того, кто это мог бы быть, были разные мнения: одни говорили, что надо отправиться всем скопом и умолить короля выслушать всех через окно; другие говорили, что это может показаться неуважением к королю и что лучше было бы, чтобы посланниками выступили десять или двенадцать человек; третьи говорили, что, поскольку король разгневан, то он еще больше на них рассердится. Так что оказались мы в тех же сомнениях, что и мыши, порешившие повесить на шею коту бубенчик и спорящие о том, кто это сделает[141]. В конце концов, мудрая капитанша нашла наилучший выход и сказала мужу, что, коли надо, она одна с десятью прислужницами хотела бы рискнуть и отправиться с посольством, и ей кажется, что она с задачей справится: во-первых, потому, что против нее и слабых девиц король не будет использовать свою власть; во-вторых, потому, что она не столь виновата, как все остальные, так как спасала мужа от смерти; и, ко всему, она полагала, что знает лучше других, что сказать королю, дабы он сменил гнев на милость. Это понравилось нашему капитану, да и другим пришлось по душе.

Тогда она, взяв с собой прекрасную Луну — так звали красавицу тунца, ее сестру, о которой мы уже говорили, а с нею девять других дам, наиприятнейших с виду и очень хорошо воспитанных, направилась во дворец. Прибыв туда, она сказала стражам, чтобы они сообщили королю о том, что супруга его военачальника Лиция хотела бы поговорить с его величеством, и чтобы он для того ее принял, ибо это сослужит его величеству королю хорошую службу и позволит избежать шума, утихомирит двор и всё королевство, так что он любой ценой должен ее выслушать; и что, если он это сделает, то восстановит справедливость, ибо и она, и муж ее, и все, кто с ним, просят, чтобы был наказан истинно виновный. А если его величество откажется ее выслушать, то свидетелем верности и невиновности Лиция будет сам Господь, ибо никогда и ни за что Лиций не примет обвинений в измене. И обо всём этом и другом, что ей следует сказать и сделать, сеньора капитанша была хорошо осведомлена; и она умела красно говорить, так что, когда к королю явились с новостью, то он, как ни был рассержен, приказал, чтобы сеньору проводили к нему и гарантировали ей безопасность. Как только она предстала перед ним и засвидетельствовала ему свое почтение, король, не дав ей начать говорить, сказал:

— Не кажется ли вам, сеньора, что у вашего мужа хорошенькое дельце уплыло из плавников?

— Сеньор, — отвечала она, — пусть ваше величество соизволит выслушать меня до конца, а потом прикажет неукоснительно исполнить то, что сочтет нужным.

Король сказал, чтобы она говорила, хотя время, отведенное ей, он скорее бы посвятил отдыху. Благоразумная сеньора, мудро и сосредоточенно, в присутствии многих важных особ, находившихся при короле, каковые в то время должны были чувствовать себя неважно, начала свой рассказ с самого начала, во всех подробностях излагая королю то, о чем мы уже поведали, рассказывая, как всё было на самом деле, и уверяя, что если она хоть на йоту уклонится от правды, то готова понести самое жестокое наказание как лгунья и сочинительница небылиц перед лицом короля, равно как и муж ее Лиций, и его вассалы должны будут быть осуждены. Король ей ответил:

— Донья, я так смущен тем, что от вас услышал... Посему сейчас не могу вам ответить ничего другого, как просить вас вернуться к вашему мужу и сказать ему, что если он хочет добра, то пусть снимет осаду с моего дворца и вернет жителям города их дома. А назавтра возвращайтесь сюда и изложите суть дела моему Совету, а затем исполните вынесенный им приговор.

Сеньора капитанша, хотя у нее не было никакой написанной загодя речи, за словом в чернильницу не полезла и сказала:

— Сеньор, ни мой муж, ни те, кто с ним, не брали ваше величество в осаду, точно так же, как ни он, ни кто-либо из его войска не входили ни в чьи дома за исключением дома дона Индюка. Так что жители этого города не будут иметь оснований жаловаться на