– Да поздно Боржом пить! Дурачок, не дурачок! Подвёл ты нас, Андрюха, под монастырь! Посадят теперь нас за это!

– Ладно, может быть, ещё и не посадят...

– Да как пить дать!

– Может, всё это вырежут...

– Как же! Держи карман шире!

– Может, эту передачу закрыть раньше успеют, чем наш сюжет выйдет!

– Ага! Ещё скажи: «может, ещё конец света наступит»! – Парировал дед. – Ну, Андрюшка, ну что ты молчишь-то?

Я демонстративно отвернулся, не желая оправдываться.

– Видела, видела? Этот сопляк нас теперь игнорирует!

– Не смей бить ребёнка!

– Хорошая затрещина на пользу только будет!

– Прекрати!

– Дозаступалась! Твоя школа! Вот, приехали!

Они ругались ещё некоторое время, пока в дверь не позвонили: это видимо, за мной приехал папа. Дед и бабушка отправились в прихожую. Через минуту их крики и обвинения, теперь уже в адрес отца и того, что он внушил мне ахинею об объединении Берлина, звучали оттуда. Чтобы чем-то забить эти звуки, оставшись один, я включил телевизор.

Шли новости.

Спустя, несколько мгновений, когда дед, отец и бабка, не прекращая ругаться, вернулись в гостиную, взорам их предстала следующая сцена. Изрисованный какими-то каракулями бетонный забор на экране осаждали толпы людей: кто взбирался, кто пинал ногами, кто бил молотком, кто чем ещё. Потом бульдозер выломал один бетонный блок. Тот свалился под общий восторженный крик; по ту сторону нарисовались растерянные физиономии пограничников.

Взрослые все разом замолчали.

Да я тоже офигел, чего уж там.

***

Четверть часа спустя, когда мы с папой вышли на улицу, возле подъезда я обнаружил страстно целующихся Пашу Осинцева и Наташку Буренкову. Видимо, Виленчика она уже забыла. Ну и ладно: хоть кому-нибудь какая-нибудь польза изо всей истории с телевизором.

10.1

На другой день поменялась власть в Болгарии: в отставку ушёл Тодор Живков, простоявший куда дольше, чем Берлинская стена. К сносу последней приступили уже официально, и, судя по выпускам новостей, стабильности послевоенных границ это не мешало и линии КПСС ничуть не противоречило: наоборот, свидетельствовало о том, что Перестройка семимильными шагами топает про планете. Дэн Сяопин вроде тоже засобирался на пенсию. В Чехословакии забастовали студенты, а затем их поддержали и рабочие: с каждым днём телевизор показывал всё более и более многолюдные демонстрации в Праге. Грузия решила больше не признавать союзных законов; прибалтийские республики объявили себя экономически независимыми. К войне в Нагорном Карабахе добавилась ещё одна – в Южной Осетии: это было очень странно, и я слышал, как Илиада Михайловна недоумевает, каким образом союзные республики могут воевать между собой или внутри себя, когда они входят в одно государство; нянечка советовала ей не думать о войне, а сосредоточиться на поисках дефицитных зимних сапог и капроновых колготок. На этом фоне даже первые демократические выборы в Бразилии, революция в Сальвадоре, переворот на Коморах, убийство ливанского президента и смещение Ганди в Индии остались незамеченными: уследить за всем и сразу не могли бы даже взрослые. Когда умер князь Лихтейнштейна, мальчик Рома в садике сказал, что это наверняка от удивления по поводу происходящего. Я был с ним солидарен: кажется, попытки осмыслить всё творящееся вокруг нас, отследить все тектонические плиты, разом пришедшие в движение, не выдержал бы ни один человеческий разум. Так что мы решили просто ничему не удивляться, ничего не замечать и ни на что не реагировать. Ну подумаешь, упал самолёт на Советск. Ну, подумаешь, ещё один в Колумбии взорвали мафиози. Ну, подумаешь, проснулись мы от грохота однажды и увидели идущую через всё небо чёрную полосу.

– У моей бабушки окна повыбило дома! – Заявила Алёна за завтраком.

В её словах слышалась странная гордость вроде той, с какой некоторые дети рассказывают о своих болезнях.

– Везде самолёты падают, вот и у нас упал, – поддержала её Ира. – Мы не хуже, чем другие.

– А я тоже буду лётчиком, – заметил Рома. – Когда вырасту. Вот полечу – и бабах!!!

Вскоре из разговора Эльвиры Равильевны с нянечкой стало известно, что никакого самолёта на этот раз не упало, а просто на вокзале по недосмотру диспетчера поезд, гружёный взрывчаткой, заехал в другой. Несколько близлежащих домов сделались непригодными для проживания, и вечером мы с мамой собирали помощь погорельцам, размещённым в местных школах. Положили несколько полотенец (их у нас был запас до скончания века, посчастливилось купить однажды сотню), постельного белья (заметил пару комплектов, которыми буду пользоваться в альтернативном XXI веке и на одном из которых лишу девственности Ирку); детских варежек, самовязаных носков и самошитых семейных трусов. Ещё мама хотела положить детскую шапку, из которой я уж вырос, но нигде не могла отыскать её. Как позже она вспомнила, ту шапку уже пожертвовали в прошлом году – пострадавшим от землетрясения в Армении.

Словом, жизнь до конца ноября шла своим чередом.

10.2

А в тот день, когда в Чехословакии отменили статью конституции о главенствующей роли КПЧ, нам в садике объявили, что завтра придёт проверяющая