– Вы что-то им говорите? Прощения просите?

– Я вообще ни разу ничего не говорил.

– Почему?

– Я ни разу не выступал, никаких публичных заявлений не делал, показаний не давал.

– То есть в суде вы всегда молчите?

– Только если судья что-то у меня спрашивает, тогда отвечаю.

– Не было мысли как-то обратиться к семьям жертв?

– А для чего? Что это изменит? Обо мне знаете, как думают? Меня на куски готовы разорвать, на фарш пустить, что для них мои слова?

– Не для них, но, возможно, для себя?

– А для меня что это изменит? Облегчение какое-то? Когда человек в чем-то кается, признает, всегда можно заподозрить его в том, что он преследует какую-то цель или же изображает из себя кающегося. Чтобы повода не было даже так подумать, лучше вообще ничего не говорить. Если не можешь ничего сказать, лучше промолчи. Вам кажется, что я должен что-то сказать?

У нас принято высказывать соболезнования. И вроде как никто не должен нарушать эти правила. Именно поэтому эти слова и обесцениваются. А то, что случилось, уже не изменишь. Поздно.

Выдержки из интервью с Китаевым Н. Н.

– В институте Генпрокуратуры меня в прошлом году попросили выступить. Теперь студенты из двух этих вузов ходят на мои лекции – но и меня туда больше не зовут.

Я вам больше скажу. Больше года назад я написал письмо руководителю следственного управления СКР по Иркутской области. Полагал: раз председатель Следственного комитета РФ посчитал, что ветеранов можно брать на должности консультантов, раз он меня единственного среди российских следователей упомянул в изданном в 2011 году учебнике по криминалистике, то почему бы не предложить помощь?

– Помощь в чем?

– Я на трех страницах представил, как поднять раскрытия убийств прошлых лет по Иркутской области – их тут с советских времен несколько тысяч накопилось.

– Несколько тысяч?

– В 2003—2004 годах по 200 убийств не раскрывалось. Это столько, сколько не совершалось в странах Скандинавии, вместе взятых. А Анатолия Мерзлякова, который был тогда прокурором области, наградили орденом. Сегодня он – Восточно-Сибирский транспортный прокурор.

Ну вот. Я составил эту свою записку. Как можно раскрывать. Что надо сделать. По каким направлениям надо обучать следователей. Молчок. Пришел в следственное управление. Там работники канцелярии, до которых я с трудом дошел, сказали, что «вам позвонят». Потом говорили, что «в следующем месяце». Полгода не мог к нему попасть. Написал еще одно письмо. Он, видимо, понял, что буду и дальше писать. Мне позвонили и сказали, что меня примут 18 декабря, это последний приемный день в году. Я протянул ему записку. Он ее настороженно взял, прочел и сказал, что мне напишет.

– И написал отказ, несмотря на призыв брать в помощь отставников, который дал его руководитель?

– Ровно так.

Китаев Н. Н. не без гордости признается, что иногда «тайком» к нему приходят за советом нынешние сотрудники СК; из его слов становится понятно, что бывшему следователю хочется, чтобы это случалось чаще.

«Но я ведь персона нон грата: людей, в том числе и бывших начальников, которые испытывают ко мне неприязнь, довольно много. С завистью и ненавистью я сталкивался на протяжении всей своей карьеры. Во многом потому что никогда не позволял никому повышать на меня голос. Вот и сегодня меня не приглашают ни на какие торжества, я даже поздравлений с Днем прокуратуры не получаю. Я вычеркнут из их списка живых».

Автор: Skarletty по материалам Медуза, Байкал, Википедия, serial-killers и др.

Беседа с бывшим оперативником

Полковник Рошаль

– Саша, давай с тобой обсудим тему кровавых иркутских преступлений, которые прогремели в начале 2000-х годов. Сейчас про них мало кто вспоминает. Время постепенно стирает страницы памяти, заполняя пустые ее листы новыми проблемами, свежими впечатлениями. К сожалению, в наше время они не всегда радужные и яркие.

Ты раньше работал в Восточно-Сибирском управлении по борьбе с организованной преступностью. Я знаю, ты и по мне отрабатывал материал. Довелось однажды прочитать твои рапорты. В силу своей работы, антикризисным управляющим, я вольно или невольно был в гуще событий, связанных с борьбой по переделу собственности. В основном это экономические, имущественные судебные споры. По долгу службы мне приходилось пересекаться с разными людьми. Это и бизнесмены, и разномастные аферисты, жулики, судьи и менты, и настоящие бандиты высокого уровня полета. В переделе собственности хотели поучаствовать многие. И у каждого была своя цель. Кто-то защищал свои гражданские права. Кто-то хотел отобрать чужое имущество и за счет этого разбогатеть.

Я же, встречаясь с представителями влиятельных групп с разными интересами, продолжал упорно следовать линии закона, отстаивать законные интересы участников имущественного оборота. Это не только высокие слова. Когда ты понял, что я не криминальный человек, мы подружились, – обращаюсь я к полковнику милиции в отставке. – Хочется, чтобы у нас состоялся откровенный разговор.

– Давай с тобой поговорим, – напел Александр мотив песни известного барда Олега Митяева. – Не знаю только, будет ли такой диалог полезен для тебя и твоей книги.

– Александр Рошаль высокий, крупного телосложения, улыбчивый, умный мужчина с проницательными голубыми глазами. С таким подраться не очень-то захочется, лучше поговорить, – мысленно с улыбкой отмечаю я.

– Серега, ты чего это улыбаешься. Опять приколоться решил надо мной?

– Не, у меня серьезный разговор, – стараюсь настроить его на доверительную беседу. – Сразу-то в лоб вопросы задавать нельзя. Замкнется собеседник и ничего полезного из этого не вынесу, начинаю мысленно рассуждать я.

– Сань расскажи мне, пожалуйста, об основах сыска. Как ищут и изобличают преступников? Я недавно в Интернете прочитал выдержки из учебников Высшей школы милиции: «Криминалистическое учение о розыске относится к числу частных криминалистических теорий, становление, формирование которых еще нельзя считать завершенным». Это, разумеется, не означает, что проблемы розыска не привлекали до последнего времени внимания криминалистов, или что в этой области отсутствуют теоретические построения. Подобное утверждение не соответствовало бы действительности. О розыске как разновидности практической деятельности по борьбе с преступностью, как объекте криминалистической науки писали уже первые советские ученые-криминалисты. В их работах можно встретить и отдельные теоретические положения, относящиеся к розыскной деятельности.

И. Н. Якимов считал, что решение вопросов, где и как искать преступника, как осуществлять преследование и задержание преступника и розыск добытого им путем преступления, относится к числу проблем криминалистической (уголовной) тактики. Понятие розыска он трактовал широко, имея под ним в виду всю деятельность по раскрытию преступления – от обнаружения его признаков до установления личности преступника. Он писал: «Розыскное искусство должно быть отнесено к числу труднейших искусств, так как оно своим объектом имеет не мертвый материал, как например, живопись, скульптура, музыка, а человека. В этом отношении оно