Разъяренный двуличием магов, сын Диомеда гневно сверкнул глазами. Удар его воли с легкостью расколол изумрудную сферу вдребезги. Перешагнув россыпь осколков, Ульдиссиан повернулся к двум прочим магам.

Брови Амолии заметно приподнялись. Кетхуус едва ли не с восхищением крякнул.

– У вас, в Кеджане, повсюду так? – возмущенно осведомился сын Диомеда. – Сплошной обман и предательство?

Кетхуус взмахнул рукой. Плечи Ульдиссиана покрылись чем-то наподобие изморози, немедля сделавшейся тверже всякого камня.

Однако и этого оказалось мало. Разъяренный сильнее прежнего, Ульдиссиан встряхнулся.

Усиленное его даром, движение плеч без труда разметало изморозь в стороны.

– Прекратите! – велел принц Эхмад, обращаясь ко всем четверым. – Прекратите немедля!

К немалому Ульдиссианову удивлению, маги повиновались.

Обогнув его, принц снова встал меж двух враждебных сторон и возмущенно воззрился на магов.

– Дворец, дражайшая моя Амолия, объявлен нейтральной территорией, – язвительно сказал юный аристократ. – В этих стенах никто из магов не вправе бросить вызов другому магу. Атаковав его, ты нарушила заветы семи.

– Он к кланам магов не принадлежит, – возразила светловолосая чародейка, – а стало быть, соглашение на него не распространяется.

– Ты в том уверена?

Амолия оглянулась на Кетхууса, однако тот лишь склонил голову на сторону. Продолжать разговор с принцем они не стали, но и атаковать Ульдиссиана больше не пробовали.

Эхмад повернулся к гостю.

– Прошу прощения, мастер Ульдиссиан. Случившееся – лишь следствие прискорбного недоразумения.

Ульдиссиан так вовсе не думал, но ради принца Эхмада кивнул.

– Мой гость, – обращаясь к Амолии, продолжал принц, – желает говорить с советом магов и главами наших самых влиятельных гильдий. Не так ли, Ульдиссиан?

– Так.

– Как ты полагаешь, Амолия, не станет ли разговор проще, а ответы осмысленнее, если Ульдиссиан явится к тем и другим сам, без принуждения?

На это заклинательница ответила лишь суховатым кивком.

– Тогда я посоветовал бы тебе, – продолжил Эхмад, – устроить ему встречу, по крайней мере, с собранием кланов магов. С кем побеседовать касательно городских гильдий, я уже знаю. Говорить с теми и другими Ульдиссиан, дабы никто не почувствовал себя уязвленным, может одновременно.

Услышав это, Кетхуус тихонько захихикал, однако под гневным взором Амолии разом умолк.

– Ну а я со своей стороны, – сделав вид, будто не заметил случившегося, подытожил Эхмад, – по примеру мастера Фахина, выступлю в роли Ульдиссианова поручителя и обещаю ему любое покровительство, какое только смогу обеспечить.

– Ты уверен, что этого будет довольно? – проворчала чародейка.

– Я полагаю, это все, что тут можно сказать, – отвечал принц, скрестив руки на груди.

Вдруг Кетхуус замер, оцепенел, а Амолия, очевидно, почуяла в нем перемену, хоть и стояла к нему спиной.

– Они решили, что взяли его, – объявил темный, как сумрак, маг, устремив взгляд в пустоту, – но эта крыса выскользнула из крысоловки!

– Неужто так быстро смогли отыскать? – поразился Ульдиссиан, весьма впечатленный, невзирая на упоминание о побеге.

– От кланов магу-отступнику в столице не спрятаться, – не без самодовольства пояснила Амолия. – Каждый из чародеев добровольно расстается с частицей собственного естества, и эти частицы хранятся в надежном месте, как раз на случай подобной оказии. Зорун Цин в этом смысле – далеко не первый.

– Не слишком ли это рискованно для всех магов? Что, если один из членов совета решит прибрать к рукам весь Кеджан?

– Чтобы открыть путь туда, где втайне хранятся наши залоги, необходимо согласие трех четвертей членов совета. Какое-либо несчастье или измена исключены.

Оспаривать этого Ульдиссиан вовсе не собирался, но про себя подумал, что чародеям не стоило бы настолько доверяться друг дружке, особенно если вспомнить об их непрестанных междоусобицах. Вдобавок, Малик, едва не пойманный магами в теле Зоруна Цина, наверняка начнет подыскивать новое, и на сей раз вполне может выбрать жертву не из собратьев Амолии по ремеслу.

– Посмотрим, что скажет об этом совет, – наконец согласилась она. – Однако не удивляйтесь, если они не пожелают слушать крестьянина, указывающего им, как лучше распорядиться собственными познаниями и мастерством.

– Я вовсе не о том говорить собираюсь, – огрызнулся Ульдиссиан.

Ни Амолия, ни Кетхуус отвечать ему не стали. Они молча лишь встали бок о бок… и исчезли.

Стоило им удалиться, принц Эхмад с облегчением перевел дух.

– Ну, вот и славно! Я опасался, как бы терраса не обвалилась, если вы вдруг продолжите схватку.

– Прошу прощения.

Но от извинений хозяин дома попросту отмахнулся.

– Заверши дела с кланами и гильдиями, не чиня больше хаоса и кровопролития. О большем, асцениец, я не прошу.

Сын Диомеда согласно кивнул.

– Мне самому только этого и хотелось бы.

* * *

Близилась ночь, а новых известий о Зоруне Цине или о встрече с кланами магов все не поступало. Принц Эхмад уверял, что причина последнего – лишь в том, что маги, по обыкновению, не могут договориться между собой, как все лучше устроить.

– Будут спорить то о том, то о сем, и мало-помалу придут к тому же самому заключению, к какому пришли бы, если б не спорили вовсе. И в гильдиях дела обстоят тем же образом: от них я тоже до сих пор не дождался вестей.

Охота на бывшего пленителя Ульдиссиана не приносила никаких плодов. Единожды замеченный в городе, Цин – или, вернее, Малик – исчез без следа. На взгляд Ульдиссиана, это значило, что верховный жрец уже сменил тело и теперь им может оказаться любой встречный.

Объяснить это принцу труда не составило, а вот как теперь быть – дело совсем другое. Эхмад заверил Ульдиссиана, что непременно сообщит о сем обстоятельстве Амолии и остальным, но Диомедову сыну этого показалось мало. Сомнений быть не могло: по Ульдиссианову душу Малик явится непременно… а стало быть, жертвой злокозненного духа может пасть всякий, кто попадется ему на пути.